Политика чистых четвергов Фрадкова

- Я еще раз убедился, что нам совершенно необходим открытый диалог в обществе, - ласково глядя на членов своего кабинета, произнес Михаил Фрадков. - Поэтому я вношу предложение - перейти к практике прямой трансляции наших заседаний для журналистов, которые обслуживают правительство. И вот представители СМИ впервые за 4 года увидели, как министры и гости правительства бьются за сохранение полномочий, денег и лица.

Открытые, веселые, мрачные, технические

До четверга было так: в десять ноль-ноль собравшимся в специально отведенном пресс-центре включали на мониторах зал заседаний правительства: собравшиеся видели министров и депутатов, переговаривающихся между собой, входящего премьера. Слушали его вступительное слово (от 2 до 5 минут), после чего экран гас. Правительство продолжало работать, а журналисты - ждать, когда после окончания заседания к ним выйдет кто-то из докладчиков и сообщит об итогах. Остальное - либо в приватных беседах с участниками, либо - с сайта правительства (кстати, весьма неплохого и оперативного).

До 1999-го было не так. При Черномырдине представителей СМИ приглашали в зал как "взрослых", давали возможность общаться с членами кабинета, все заседание (обычно 2-3 часа) старательно конспектировалось, прессу просили удалиться только на закрытых вопросах, иногда даже удавалось "слямзить" самое ценное - бумаги к заседанию. Там могли быть схемы, предложения, которые представлены, но не озвучены при всех, проекты протокольных решений (главное ведь - не что скажут, а что запишут).

При Кириенко было живо, но уже малосодержательно - премьер говорил, как все будет хорошо, потому что он столько делает вместе со своим правительством. К осени "хорошо" стало всем...

При Примакове вместе с "закручиванием" разгулявшихся либералов-экономистов закрутили и СМИ. Журналистов не то чтобы вовсе изгнали из храма заседаний, но сильно урезали в возможностях. Впрочем, такой курс не совпадал с линией на самом деле тогда правившей партии, и Белый дом "тек", как старая дырявая бочка, Примакова пинали едва не за каждую, еще даже непринятую бумагу, Кремль за этим наблюдал и хихикал, а иногда даже помогал. Не Примакову.

При Степашине было весело, но недолго. Он любил шутить, вел себя не как предшественник, что сначала всех сильно радовало. Потом возник вопрос: а он еще что-то делать умеет, кроме как шутить? Позже выяснилось: умеет руководить Счетной палатой.

При Путине было тяжело - он все время куда-то ездил, поездок по стране было столько, что народ, сопровождавший премьера-преемника, уже в буквальном смысле падал как загнанная лошадь. Впрочем, скоро он перешел в Кремль, и падать начали там.

При Касьянове был Волин, которой порой, как многорукий Шива, успевал сообщить всем о работе, ведущейся в правительстве, расставить акценты и еще родить бесценный афоризм. Правда, к этому времени Белый дом уже старательно пытался выглядеть "техническим", заниматься только экономикой и не претендовать на покорение политических высот.

Любитель существительных

И вот появляется человек, фамилию которого многие обыватели до сих пор еще не запомнили, явно не претендующий на звание либерала или локомотива транспарентности, и предлагает вернуться к прежним временам. Надолго ли? Неизвестно. Повальная открытость нынче не очень в моде. К тому же за годы закрытости выяснилось, что многие министры, хоть и стали политическими назначенцами с расширенными полномочиями, остались столь косноязычны, что понять, чего они хотят, довольно трудно. Стало быть, и слушать их таких народу вовсе не надобно.

Не отличается красноречием, правда, и сам премьер. Когда он старается говорить округлыми правильными фразами, смысл теряется за бесконечными "-ениями" (почему-то он очень любит употреблять существительные с такими окончаниями).

Правда, когда он переходит на нормальный разговорный русский (но не подумайте - не как у Черномырдина), кажется, становится легче и ему, и окружающим. Пару раз он прибегнул к остроумным оборотам, от которых все загоготали ("индикаторы в глазах должны щелкать", "министры среди ночи должны знать свои бюджетные лимиты"), вообще специально, чтобы осадить тех, кто подверг сомнению необходимость бюджетной реформы, которой и было посвящено заседание кабинета. Собственно, именно так поступают искушенные лекторы, с регулярностью раз в 20 минут вставляющие в серьезную материю какой-нибудь анекдот или прибаутку.

Свой вклад в обогащение правительственного лексикона внес и глава Минэкономразвития Герман Греф: "Надо осметить тысячу учреждений". Перевод: "осметить" - значит составить сметы для многочисленных бюджетных организаций.

С правильным, понятным русским языком оказался один - Александр Жуков:

- В Англии, когда принимается бюджет, к нему прикладывается 10-страничная брошюра - для чего все это делается. А то принимаем 5 тысяч страниц, а никто понять не может, для чего все это. Мы должны идти по тому пути, по которому идут все страны.

Обычно флегматичный Жуков говорил довольно зло. Похоже, его "достало":

- Мы знаем, что есть огромное число научных учреждений с неясными целями и задачами. Я допускаю, что они вносят огромный вклад в науку и экономику в целом. Но это придется доказать и показать.

Известия , 15.04.2004

| | Поделиться