Недавно экс-канцлер Германии Герхард Шредер обнародовал имя своего очередного русского наследника. Удочеренная два года назад из Санкт-Петербурга Виктория этим летом обрела братика — земляка Грегора.

Оба усыновления по закону РФ проходили под грифом “секретно”. Однако нам удалось выяснить, что экс-сирот связывает не только общее место рождения. Будущие брат и сестра Шредер воспитывались в одном и том же Доме ребенка!

Совпадение ли это? Почему малыши отчаялись найти русских мам? Как проходили их встречи “на высшем уровне” с важными родителями из Германии? И какую роль в этом процессе мог играть Владимир Путин?

“МК” приподнимает завесу тайны над русско-немецким семейством Герхарда Шредера.

Все пути ведут в Питер

“Я взял на воспитание трехлетнюю девочку Викторию из российского детского дома хотел бы этим подать пример для семей Германии”, — заявил в 2004 году по немецкому телевидению Герхард Шредер. Однако бездетные и состоятельные пары его страны в подобных советах не нуждались. Канцлер оформлял усыновление, минуя консульскую очередь из 11 тысяч соотечественников, желающих пригреть сирот из России. 

Почему Шредер выбрал именно нашу страну? Немецкая пресса упирает на сам факт усыновления: после акта добродетели Шредер мог рассчитывать на дополнительные голоса избирателей на выборах 2005 года, а недавнее усыновление мальчика помогло восстановить подмоченную репутацию в связи с тем, что экс-канцлер решил возглавить компанию, которая занимается строительством североевропейского газопровода. Выгоды последнего проекта не раз обсуждались на встречах с Владимиром Путиным, который, по слухам, сыграл активную роль и в составлении счастья своего приятеля. 

Однако кроме политики в жесте семьи Шредер наблюдается и социальная подоплека: 

— К сожалению, наша страна единственная в Европе, где еще сохранились детдома, — объясняет Надежда Сухачева, начальник отдела опеки Комитета по труду и социальной защите Санкт-Петербурга. — За границей ребенок, оставшийся без матери, тут же попадает под опеку в одну из семей. Наши граждане пользуются привилегиями в усыновлении: мы можем предложить ребенка иностранцу только через полгода после того, как он попал в приют и если он не подошел русской приемной семье. Так что спрос на наших детей из-за границы превышает предложение. Еще у нас нет ограничений по возрасту усыновителей, а вот по законам Германии родители не должны быть старше ребенка больше, чем на 40 лет (а 62-летний Шредер и 44-летняя Дорис уже вышли за эти рамки).

“Экс-канцлер много раз бывал в Санкт-Петербурге и любит этот город”, — сообщила нам Корина Гизе, секретарь консульства Германии в Санкт-Петербурге. 

А Дорис Шредер-Кепф поддерживала благотворительное движение евробайкеров, созданное депутатами немецкого парламента. В 2003 году высокопоставленные мотоциклисты из Германии объехали несколько детдомов Санкт-Петербурга. Возможно, они подтолкнули чету Шредеров к такому серьезному шагу.

Тайна Герхарда — секрет Полишинеля?

Иностранцы, желающие усыновить ребенка из России, действуют либо через национальное агентство, аккредитованное на нашей территории (таких на данный момент около 50). Или же выбирают независимый путь — сами подают заявления в органы опеки города. Первый способ проще и предпочтительнее для обеих сторон. В списке таких агентств я нашла только одно немецкое, с замысловатым названием Diakonisches Werk der Evang. Kirchenbezirke im Rhein-Neckar. Однако в том же Комитете социальной защиты Санкт-Петербурга сообщили: 

— Это агентство продержалось только в течение 2005 года, так что не попадает ни под одно из двух усыновлений Шредеров. Почти все родители из Германии проходят у нас как физические лица. Хотя им помогают немецкие государственные органы: то есть документы берет под свою ответственность консульство республики.

Шредеры, как и другие усыновители, через консульство в Ганновере представили в Комитет социальной защиты Санкт-Петербурга медицинские справки, отчеты о доходах и имеющейся недвижимости. Кроме того, фотографии всех членов семьи: дочери Клары (от первого брака Дорис Кепф), а также кота Шнурри и борд-терьера Холли. Кроме того, виды особняка в Ганновере, подготовленные детские комнаты для сирот, отделанные в розовом (для девочки) и голубом (для мальчика) цветах, бассейн, сведения об инфраструктуре района (к примеру, неподалеку от поместья Шредеров есть зоопарк). В своем заявлении семья Шредеров указала примерный возраст и внешность ребенка. Как утверждают источники в органах опеки, объяснила, что в силу возраста не могут принять ребенка с неизлечимой болезнью (синдромом Дауна, например).

После того как в 2004 году Герхард Шредер взял в свою семью Викторию, питерские журналисты пустили утку, что это был детдом №4 в городе Павловске: причиной тому послужила информация, что супруга Дорис Шредер-Кепф патронирует германо-российский фонд “Перспективы”, немецкие волонтеры из которого работают в детдомах Ленинградской области. Однако в самом фонде ее участие в проектах отрицают: 

— Писали, что у нас работают чуть ли не родственники Шредеров, студент из Германии с фамилией Эрик Шредтэ даже обижается. 

На момент усыновления Виктории было около трех лет, а Грегору и вовсе десять месяцев. Учитывая, что с момента поступления заявки от будущих родителей проходит не меньше полугода, получается, экс-канцлер взял обоих детей в одном из Домов ребенка, где сироты, в отличие от детских домов, живут только до трех (иногда до четырех) лет. Таковых в Питере всего 15 штук. Но главврачи не давали журналистам-папарацци никакой информации. Только репортеру “МК” удалось заставить сотрудников Домов ребенка поднять базы по усыновлениям. 

— Насколько мне известно, обоих детей канцлер взял из Дома ребенка №1! — простодушно сообщили сразу несколько директоров в ответ на небольшую профессиональную уловку.

Как русские мамы “забраковали” будущих Шредеров

Психоневрологический Дом ребенка №1 спрятался на окраине Питера. Жилые дома по улице Зины Портновой обступили двухэтажное здание со всех сторон. Над воротами камера видеонаблюдения. Во дворике с цветастыми горками и качелями — малышня на променаде. Обращаюсь к медсестре в беретке, “пасущей” свою группу, наcчет детей Шредера. 

— Наши… — признается женщина. — Но о том, кто папа, мы узнали постфактум. У меня вот из группы берут малыша, а кто его смотрит, не сообщают. Как про Шредера по телевизору показали, мы тут же смекнули: время, возраст, обстоятельства… Кто-то вдруг вспомнил: шло такое официальное лицо по нашему коридору… А потом уже все обсуждать этих Шредеров начали.

Вопросами усыновления занимаются только главный врач и социальный работник. Встречи с родителями проходят в стенах детдома. Обычно от четырех до десяти свиданий — как наладится контакт с малышом. Сотрудники Дома ребенка этим летом не приметили никакого кортежа или особых мер безопасности, свойственных перемещению высоких чинов: “Было, правда, несколько дней, когда без причины распускали часть персонала. Оставались только медсестры при группах. Когда Шредер брал “первенца” Викторию, он лично приехал только дважды — в день знакомства и забрать усыновленного ребенка. Видать, так быстро принял мужское решение. А вот его леди раза четыре приезжала — то в сопровождении девочки-подростка, то с пожилой женщиной, возможно, ее матерью или сестрой Шредера. С ними шли один или два “пиджака”, наверное, личная охрана и переводчик”. 

— Гришу-то (Грегора) они забирали из ясельной группы, а Даша (будущая Виктория) была уже в четвертой, — сообщила мне женщина и направила к медсестре, которая помнит нынешнюю дочь канцлера еще сиротой.

Желтые коридоры казенного дома разбавлены красочными детскими комнатами с игрушками на полу. Медсестра ведет карапуза: тот смотрит огромными глазами, полными надежды. 

— Вот так всегда: в каждом новом человеке ищут маму, — говорит нянечка. — Хотя взрослые предали этих детей не по одному разу. Дашеньку? Конечно, помню. Тихая девочка со взрослыми глазами: все у нее игрушки отнимали, а она сядет одна и любимую куклу баюкает. Мама написала на нее отказную сразу, в роддоме. Говорят, выпивала, а сама не работала. И ребенок у нее уже не первый был. Малышка, конечно, отставала в развитии. Поздно села и пошла, на горшок сама не просилась… И почти не умела говорить. 

Долго выбирал экс-канцлер кандидатуры в свою семью? 

— Как правило, русским семьям мы предлагаем сразу детей по 20—30, слишком уж они их дотошно отсеивают, — говорит Надежда Сухачева из Комитета соцзащиты Санкт-Петербурга. — А иностранным усыновителям в соответствии с их запросами — только одного. Те едут из-за границы ради знакомства вслепую, имея одну лишь фотографию! И почти никогда не отказываются! 

Медсестра первого Дома ребенка со вздохом соглашается с тем, как трудно вести детей на встречи с российскими парами: 

— По закону прежде, чем Дашу и Гришу предъявлять канцлеру или другому иностранцу, они должны были не подойти русским родителям. Гриша-то еще не понимал ничего, когда к нему в кроватку заглянули и отбраковали: мол, нос у него картофелинкой… А Дашу смотрела одна состоятельная пара. Но той матери она сразу не глянулась, а девочка это почувствовала, замкнулась и уставилась исподлобья. Те и сделали вывод: “Забитая какая-то”. А когда Дорис Шредер-Кепф увидела нашу малышку с пухлыми щечками и короткими русыми волосами, тут же ей приветливо протянула руку. И Даша к ней подошла. Контакт, что называется, состоялся. На Шредера она поглядывала с опаской, и будущий папа осторожно погладил девочку по головке. Дорис признавалась нашим работникам, что хотела именно трехлетнюю девочку: с маленькими слишком много забот, одну дочь она ведь уже вырастила. Мы, конечно, не думали, что она еще на третьего может решиться… Молодец, баба!

Видимо, Шредеров не смущало, что ребенок отстает в развитии.

— Что поделаешь, — говорит Елена Либова из специальной медицинской комиссии, которая диагностирует всех сирот Санкт-Петербурга. — У нас 95% отказных детей с психоневрологическими отклонениями. Оттого и все Дома ребенка с этим уклоном. Медицинское обследование малыши проходят каждый год, и эти результаты предоставляются будущим родителям. 

На одной из следующих встреч Дорис уже пыталась заниматься с девочкой, учила ее повторять два слога: “Ма-ма, ма-ма”, — и показывала при этом на себя. Шредеры признавались работникам детдома, что не скрывают от приемных детей их русские корни. Знатные родители уже сами научились немного говорить по-русски. Однажды Даша увидела добренькую фрау во время прогулки и бросилась к ней навстречу. “Но воспитатели не могли допустить, чтобы на глазах у других сирот состоялась такая радостная встреча. Дорис поспешила в здание, а плачущую Дашу внесли вслед. И лишь там они смогли обняться”.

— Через три месяца Даша уже показывала детскую книжку, тыкала пальцем в каждую нарисованную женщину со светлыми волосами и повторяла: “Ма-ма!” Медсестры не прощаются с детьми, чтобы те не плакали и не просили оставить их на привычном месте. Но когда новый отец нес девочку на руках к машине, говорят, Даша с улыбкой смотрела через его плечо на Дом ребенка. Значит, доверяла уже этим Шредерам.

Мальчика “подкинул” Путин?

Первый Дом ребенка в иерархии питерских приютов отнюдь не первый. Например, в органах опеки мне советовали седьмой посетить: “Там и бассейн, и ремонт, и психологическая реабилитация детей”. А здесь есть разве что массажистка, сеансы которой помогают детям лучше развиваться. Говорят, Дорис и Герхард Шредеры прошли по коридорам и прямо поразились российской бедности: желтые стены, игрушки в детских поломаны, никакой механизации быта. 

— Гриша был уж очень маленький, когда поступил к нам, часто болел, простужался, — рассказали сотрудники Дома ребенка. — Мать-малолетка в отказной написала: “Я не смогу поставить его на ноги без отца”. Доносила и ладно. 

А ведь счастливая судьба Грише была определена чуть ли не с рождения. Пока его непутевая мать рожала, семейство Шредер уже созрело для того, чтобы взять второго ребенка. На этот раз в заявке был указан годовалый возраст. И хотя органы опеки заявили “МК”, что ускорение процесса усыновления невозможно даже при содействии российского президента, работники детдома полагают, что без санкций свыше тут не обошлось. Полгода ребенка не предлагают иностранцам. Плюс сам процесс усыновления — еще полгода. А Грегору было всего десять месяцев, когда Шредеры получили его на руки. Даже математически выходит нестыковочка. К тому же известно, что оба раза Шредер лично информировал Путина о своих отцовских намерениях. 

— И то, что Шредеры дважды выбрали один Дом ребенка, не простое совпадение, ведь иностранцам предлагают детей из общей федеральной базы, а не из конкретного приюта, — продолжают сотрудники детдома. — Скорее всего, пользуясь знакомством, попросили специально “придержать” одного поступившего ребеночка без особых отклонений и темного прошлого. Мы заметили, что Гришей активно занимаются. Его чуть ли не сразу после поступления подсунули на смотрины к русским родителям. А ровно через полгода к нему нагрянула с официальным визитом президентская чета со всеми документами. 

Главврач Дома ребенка №1 Игорь Ефимов, естественно, официально не подтвердил эту информацию: “Кто такой Шредер? — закричал он. — А я думал, он взял ребенка с Урала! А если и у нас, то я бы не хотел сесть в тюрьму за разглашение тайны усыновления!” 

Помимо бюрократического ада в социальных службах документы еще около двух месяцев вентилируются в суде. В кулуарах Городского суда Санкт-Петербурга, что на набережной Фонтанки, судачат о том, что во второй раз дело Шредеров было рассмотрено куда быстрее. 

— Мы всегда принимаем во внимание, что иностранные родители берут уже второго ребеночка, — говорит судья первой категории Татьяна Гунько. — К их делу обычно приложены отчеты о том, как живется первому малышу: вы не представляете, как меняются в лучшую сторону эти дети. В первые три года нужно представить четыре таких отчета, и, конечно, поблажек даже канцлеру Германии никто не делал. Для суда ребенок должен давать письменное согласие или присутствовать на заседании только с десяти лет. До этого возраста за него выступают органы опеки и главврач дома ребенка.

Здание суда полнится слухами о том, что Шредеры оказались очень эмоциональны: на заседании экс-канцлер нервничал, словно перед выборами. А когда получил “добро”, не таясь, обнял прослезившуюся жену. Выездную визу для усыновленных детей оформили уже на новые имена — Викторию и Грегора, — которые зарегистрировали в ЗАГСе Санкт-Петербурга вместе со свидетельством об усыновлении сразу после решения суда. 

Сотрудники отеля “Невский палас”, в номере “люкс” которого не раз останавливались Шредеры, рассказали: “Вся семья Шредер летом останавливалась у нас. Перед отъездом они устроили за ужином небольшое торжество, на котором экс-канцлер выпил любимого немецкого пива”. Забрав на следующий день мальчика из детдома, Шредеры сразу направились в аэропорт. Источники в “Пулково” неофициально подтвердили, что семейство Шредер действительно в конце июля посещало Санкт-Петербург. А во время отбытия Дорис и Герхард Шредер в окружении охраны поднимались по трапу частного самолета с переносной кроваткой в руках. 

Родных детей у Герхарда Шредера за четыре его брака так и не случилось. Собственного папу он тоже никогда не видел: еще не родился, когда Фриц Шредер погиб на фронте. В полку гитлеровцев — от руки советских партизан. А когда немецкие журналисты интересовались, тосковал ли экс-канцлер о потерянном отце, тот отвечал лаконично: “Не знаю”. 

И все же Герхард Шредер, как никто другой, может понять чувства Виктории и Грегора, раз надумал стать отцом малышей, рожденных в той стране, которая его самого волей обстоятельств сделала наполовину сиротой.