Когда-то она училась в Питере в институте, а теперь вернулась сюда губернатором. Прошла через недоверие и саботаж. Принесла городу миллиард. Строит дороги и реставрирует памятники. Носит яркие костюмы и катается на горных лыжах с Лужковым. Первый год губернаторства позади. Что дальше? Корреспондент “МК” Элина Николаева встретилась с губернатором Санкт-Петербурга в резиденции питерских властей — Смольном. 
      
СПРАВКА “МК” 

В.И.Матвиенко родилась в г. Шепетовка Хмельницкой области. Училась в Ленинграде, закончила химико-фармацевтический институт. Сразу после его окончания пошла на комсомольскую работу, была народным депутатом СССР. В 1991 году закончила курсы при дипакадемии МИД и уехала послом на Мальту.
     
БЛИЦ 

— По Питеру передвигаетесь с мигалкой?
— Это экономия моего времени.
— Лужков для вас — пример?
— Мы дружим.
— Что снится губернатору?
— Последний год у меня нет снов.
— Какие проблемы?
— Деньги. Городу нужны деньги.

ОФИЦИАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

...Пока я добиралась из Москвы в Санкт-Петербург в Смольный на прием-интервью к губернатору Валентине Матвиенко, узнала о ней массу интересного от своих попутчиков. Особенно неравнодушны были петербуржцы. От москвичей такого трогательного внимания к своей власти не дождешься. Москва никому не верит. Питер более наивный и менее циничный город. Так что с городом Матвиенко, безусловно, повезло. При общем положительном к ней отношении люди, как обычно, в массе своей, к губернатору были безжалостны: “У нее суперкоманда, а ей только остается подписывать бумажки...”. “Да мне по фигу, что у нее получится, — главное, чтоб иностранцы в Питер приезжали и побольше. От них весь доход”. “Все же непонятно — как она всю жизнь с мужиками работает: ведь ей же пить, наверное, все время приходится. На сухую-то никакие вопросы не решаются”.
     В Москве была плохая погода — в Питере жуткая. Вышеприведенную дискуссию подытожил питерский бомбила, который вез меня в центр: “Знаете, как ее зовут в городе? Тетя Валя!” Ну это уж слишком, подумала я, вспомнив расчудесные губернаторские костюмы и ее вполне европейские манеры.
     Питерская власть сидит в Смольном, в том самом унылом, желтом историческом здании, окруженном парком, по коридорам которого ходил Ленин, красноармейцы и ходоки с чайниками. Сама себе я тоже напомнила такого ходока. В Смольный я объявилась на четыре часа раньше назначенного времени, поднялась на третий этаж — в губернаторские покои. “Можете пойти пока в парк погулять”, — любезно “приветили” меня помощники Валентины Ивановны. “Вот еще, — подумала я, — гулять отправляют. В такую погоду хозяин даже собаку пожалеет на улицу выгонять”. Я предпочла уютную столовую Смольного, где и коротала время со Стивеном Фраем и куриной котлеткой. Как потом выяснилось, Валентина Ивановна в то время, пока я кушала куриную котлетку, открывала мост в Купчине. Об открытии мне потом рассказывала личный секретарь Матвиенко Наталья Кутобаева: “Мы-то в “алясках”. Нам не холодно”. А Валентина Ивановна должна была выглядеть красиво, поэтому прическа, костюм и распахнутый ворот — все как положено. Цветное пятно, красивую картинку для ТВ и прессы на фоне серого питерского неба Матвиенко обеспечила, хоть и с риском для собственного здоровья.
     Наконец, настало время аудиенции. Меня завели в святая святых, где вокруг кабинета губернатора оказалась еще масса каких-то кабинетиков, коридоров, и, наконец, мы остановились в комнате, обитой шелком и богато задрапированной шторами. Валентина Ивановна заставила ждать себя 40 минут. Все это время в комнату, причем из разных дверей, заглядывали опять же разные молодые люди, которые интересовались — может, кондиционер включить? а может, отопление? В результате становилось то жарко, то холодно. Наконец, в комнату со следами свежего макияжа и в стильном костюме стремительно вошла Валентина Матвиенко.
     Было видно, что мыслями Валентина Ивановна еще где-то там... Да и практически пол-интервью она шла на автопилоте — перескакивала, словно не замечая, через все интересные, острые или личные вопросы и с удовольствием пускалась в рассуждение на обще-хозяйственно-административные темы. Там были слова: трубы, миллионы, контакты, средства, комиссии, изменения, но не было Валентины Ивановны. Она проявлялась только в том, что, когда ей “нравился” вопрос, она, показывая все зубы, улыбалась, а когда “не нравился”, например про мужа, — тут же замыкалась и демонстрировала недовольство. Ни в том, ни в другом состоянии ни перебить, ни остановить ее было невозможно. Она говорила только то, что хотела, и вела себя только так, как хотела. Дело усугубляли все те же молодые люди, которые все так же из разных дверей заглядывали в кабинет и произносили сакраментальное: “Валентина Ивановна, пора ехать”. И все же, мне кажется, что под градом моих вопросов линия обороны губернатора в нескольких местах была прорвана. 
     
— Валентина Ивановна, вы уже почувствовали дух этого города?
— Что значит почувствовала? Я вскормлена на этом духе, я здесь училась в институте, работала. Поэтому дух города мне близок. 
— Но ведь у вас был большой перерыв. Вы служили дипломатом на Мальте, в Греции. Наверное, вспоминаете теперь это как сладкий сон?
— И да, и нет. Мне очень нравилась дипломатическая работа, она мне легла на душу и уже стала моим ремеслом. Я, честно говоря, уже не предполагала менять свою профессию. Мне нравилась моя работа. И конечно же, те страны, где я была, — Мальта, Греция. Средиземноморье — как его можно не любить? 
— Греческий выучили?
(Следует фраза по-гречески.)
— Что это означает?
— Очень рада вас слышать, очень рада вас видеть. 
— А вы знаете, что сказал Собчак, когда был в политэмиграции в Париже: “Многие наши беды от климата”? Вы ведь любите солнце, а в Питере — слякоть.
— Вы знаете, я люблю солнце, но в меру. Я лучше переношу, когда прохладно, даже холодно. Не выношу жару. Когда холодно — можно одеться и согреться. А когда жарко — ничего нельзя уже сделать. От этого нет спасения. Поэтому — да, я люблю солнце, море, но в меру. 
— Мальтийский язык вы тоже выучили?
— Мальтийский я даже учить не стала, потому что, во-первых, он замкнут только на Мальте, а во-вторых, он очень сложный, это смесь языков с преобладанием арабского.
— За какие качества вы попали в 1998-м сразу из послов в зампреды Правительства РФ, в благодарность, что обеспечили поставки российской военной техники в Грецию?
— Да, я многое сделала тогда. Но полагаю все же, что сыграли роль мои деловые качества. Евгений Максимович Примаков вспомнил обо мне, когда формировал свою команду. Он хотел подобрать тех людей, кого знал по совместной работе. Тем более, речь шла о социальном блоке, а я в свое время в Верховном Совете, да и в Петербурге занималась этим. А потом так случилось, что пять раз правительство уходило в отставку, и я работала с пятью премьер-министрами. Все менялись, а меня на этом месте оставляли. Примаков, Степашин, Путин. У каждого был свой стиль. 
— Считается, что на откровенность вызвать политика невозможно. Скажите честно, а в губернаторы вы сами пошли или вас попросили? Или была мечта вернуться в Санкт-Петербург?
— Знаете, я всегда говорю правду или не говорю ничего, если не хочу говорить. Я всегда знала, что в конечном итоге вернусь в Петербург, всегда была ностальгия. Сказать, что я рвалась именно в губернаторы, — нет, не могу. Но так сложилась политическая ситуация. 
— Вам сильно досаждает питерская интеллигенция? Были даже разговоры, что вы не подходите Петербургу по менталитету. Вот, мол, профессор Собчак — он был да... 
— Не знаю, от кого исходят такие разговоры. Когда я была зампредом горисполкома, я как раз курировала сферу культуры. У меня не было ни одного конфликта с творческой интеллигенцией. А были прекрасные отношения с Георгием Александровичем Товстоноговым, я его боготворила. Были прекрасные отношения с художниками, реставраторами, актерами. Я нисколько не хочу преувеличивать свою роль, но мне очень многое тогда удалось сделать для поддержки культуры. Всего уже и не помню, но люди сейчас напоминают. Я сегодня была в Музее Суворова, и меня благодарили, что я поддержала музей в критический момент. Еще мне удалось буквально пробить, продавить первую в стране джазовую филармонию во главе с Давидом Голощекиным, хотя тогда о джазе вообще слышать не хотели. Удалось отстоять дом для Кировского театра, который хотели отнять. Мы тогда построили Театр сказки на Московском проспекте. Многое сделали, чтобы спасти коллектив Эйфмана, и Борис Яковлевич неоднократно меня за это благодарил, потому что они были просто на улице. Когда был построен мюзик-холл, я отвоевала им базу для репетиций. 
А Русский музей?! Когда я первый раз туда пришла, то увидела жуткую картину: зима, уникальный корпус Бенуа стоит со сломанной крышей, полы вздыбились. Это было буквально через неделю после моего назначения зампредом. Я настояла, чтобы возбудили уголовное дело и наказали тех, кто нанес такой серьезный ущерб памятнику культуры и архитектуры. Как прораб, занималась восстановлением этого здания. В Русском музее это хорошо помнят. Так что это неправда про мои контры с питерской интеллигенцией. У меня очень хорошие отношения с ней и сегодня. Я как раз горжусь этим. Но всем, конечно, мил не будешь, и, чтобы все тебя любили, так в жизни не бывает. 
— Это правда, что после Москвы вас раздражает питерская неторопливость? До меня дошли слухи, что вы были первое время шокированы местной неисполнительностью. 
— С одной стороны, меня радует отсутствие столичной суеты. Эти каменные берега — они как-то успокаивают. Хотя действительно, ритм жизни в Петербурге несколько иной, чем в Москве. Я по складу человек очень энергичный. Моя энергетика иногда не совпадает с энергетикой некоторых моих коллег. Но мне кажется, за год общения со мной скорости у них добавилось. А неисполнительность? Это была такая характерная примета последних лет, когда шла смена политического и экономического строя. Вот тогда и появлялось ощущение вседозволенности, необязательности, неправильного понимания демократии. Сегодня этого все меньше и меньше. Я по работе ничего не забываю. У меня очень хорошая память. Я помню все документы: и то, что подписывала три месяца назад, и то, чего никогда не подписывала... Иногда говорят: “Да вы видели, мы вам приносили...” Я говорю: “Стоп. Когда? Не было”. Проверяю — точно не было. У меня такой стиль: если я даю поручения, никогда о них не забываю. И мои коллеги по работе знают, что обязательно спросят, не забудется, не рассосется, не замотается. И административный аппарат, и чиновничья машина должны работать четко, как часы. Потому что сбой в работе пятимиллионного города — транспортный или, допустим, в отоплении — может иметь катастрофические последствия. 
— Вас не преследует страх руководителя? Не снятся кошмарные сны, что вот где-то прорвало, какой-то катаклизм, и вы покрываетесь холодным потом?
— Это не страх, а обостренное чувство ответственности. А сплю я по пять часов в сутки. Мне никогда ничего не снится, я говорю откровенно. Я прихожу домой и еще не успеваю дотронуться головой до подушки — как отключаюсь, а утром ровно в определенное время поднимаюсь.
— Утром вы читаете газеты, смотрите ТВ?
— Первое, что я делаю утром, когда просыпаюсь, это включаю новости, чтобы узнать, что произошло в городе за ночь. Хотя, конечно, если что-то серьезное, меня и ночью поднимут, но меня интересуют все городские новости. 
— Москвичи называют Москву “большой деревней”, а питерцы как свой город?
— Был период, когда городу навешивали ярлыки: “культурная провинция”, “город с областной судьбой” и т.д. Это был какой-то этап самоуничижения. Теперь это проходит. Как та унтер-офицерская вдова, мы сами себя высекли — и хватит. Это самый европейский город России, и мы обязательно будем жить по европейским стандартам. Мне кажется, начался период ренессанса. 
— Стиль вашей работы описывают так: долго не разговаривает, быстро ставит на место. Кто не может работать — сам уходит. Это правда, что вы можете вот так запросто подойти и сказать нерадивому работнику: “Ну ты, Сидоров, дурак”.
— Никогда я так не говорю. Я вообще считаю, что плох тот руководитель, который груб и орет на подчиненных. Талант руководителя в том, чтобы увидеть и раскрыть в человеке его потенциал. Невозможно требовать от человека больше того, что он может. Сколько ни стучи кулаком по столу — у каждого есть предел способностей. 
— А как же наказывать?
— Уважительно, но строго. Никогда нельзя обижать человека, оскорблять или унижать его достоинство. 
— Валентина Ивановна, эти принципы у вас выработались за годы комсомольской работы?
— Вы знаете, очень непродолжительная часть моей карьеры была связана с комсомолом, в основном я работала на партийной и на советской работе. Зампредом исполкома я стала, когда мне было 30. В то время в Ленинграде в 30 с небольшим лет стать заместителем председателя горисполкома... Это была необычная ситуация. Далее Верховный Совет, дипломатическая работа, правительство... Мне повезло, что я прошла все этапы руководящей работы в советское время. И большой опыт приобрела уже в новой России. Вот это сочетание и дает мне преимущества.
— Но почему вы пошли на комсомольскую работу сразу после окончания института в 72-м году? Вы даже не поработали по специальности.
— После окончания института я была распределена в аспирантуру. Я очень активно занималась в студенческом научном обществе. И тут же меня пригласили перейти на работу в райком комсомола. Я отказалась. Затем последовало предложение из райкома партии. Тогда я пошла к ректору и сказала, что хочу остаться в аспирантуре. А ректор стоит весь бледный и говорит: “Вы знаете, со мной еще никто в жизни так не разговаривал, как секретарь обкома партии. Мне сказали, что я не понимаю кадровую политику партии, и сделали очень серьезное внушение”. Он опустил глаза, ему было стыдно, и сказал: “Если вы не пойдете в райком, я не смогу взять вас в аспирантуру”. Вот так — у меня просто не было выбора. Сейчас, по истечении лет, я хочу сказать, что я по-прежнему сожалею, что мне не удалось поучиться в аспирантуре, но я не сожалею о том, что прошла комсомольскую школу. 
— На ту “комсомольскую” ситуацию были чем-то похожи и последние губернаторские выборы в Питере. Народ убеждали, что вас навязывают городу сверху?
— Да, действительно, людям пытались это внушить. Но меня все же избрали петербуржцы, хотя я ощущала настроение настороженности и горожан, и старого аппарата: а что же будет дальше? а как она себя поведет?.. Через год этот период прошел. Главное, что ушло серьезное противостояние, которым жил в последние годы город. А это ведь не скроешь, это отпугивает инвесторов — со всеми вытекающими... В городе теперь другая атмосфера. Люди стали заниматься делом, перестали тратить свои усилия на выяснение отношений.
— Можно ли говорить, что одно из ожиданий избирателей вы уже выполнили? Благодаря вам в Питер пошли крупные инвесторы: “Транснефть”, ЛУКОЙЛ.
— То, что я обещала, — я обязательно выполню. Некоторые задачи требуют более длительного времени. Но я это обязательно реализую. Потому что я не просто давала обещания, а они были итогом полугодовой работы, моих размышлений, оценок экспертов, специалистов, аналитиков, моих коллег и т.д. На будущий год рост доходной части бюджета Санкт-Петербурга составит 40%. В абсолютных цифрах это 30 млрд. рублей. То есть за год работы правительства мы увеличили бюджет на миллиард долларов. Такого не было никогда! Мало того, я уверена, что за 4 года доходная часть бюджета как минимум вырастет в два раза. Я это обеспечу. Что это значит для города — понятно. А все потому, что мы за этот год сумели создать правила игры для бизнеса (прозрачные, понятные и равные для всех). Мы заложили новые производства, два новых завода, открыли новую линию еще на одном заводе. Завершаются еще несколько крупных проектов. И это за год. То есть и отечественные, и зарубежные компании увидели, что мы — цивилизованный город, власть старается строить цивилизованные отношения с бизнесом, у нас нет никаких поборов.
— А как же коррупция?
— Когда есть правила игры — поле коррупции сужается. Если раньше для того, чтобы в Питере получить участок земли, нужно было прийти в к чиновнику того или иного уровня, чтобы тот подписал целевое выделение, то сегодня даже я — губернатор — не могу этого сделать. Поскольку все земельные участки идут только через открытые торги. С молотка выставляется участок и у всех на глазах продается тому, кто больше заплатит. Поэтому чиновник, даже если бы он захотел сейчас получить взятку, ему просто не за что давать. Мы полностью изменили подход к системе конкурсных процедур городского заказа. Весь процесс стал открытым и прозрачным. Такие изменения не остаются незамеченными. Финансовый рейтинг Петербурга поднялся на две ступени.
— А это правда, что питерцы готовы приветствовать любого губернатора, который сделает три вещи: достроит дамбу, кольцевую дорогу и отреставрирует наконец питерские особняки и памятники.
— Строительство кольцевой дороги — это проект Президента РФ. Он принял такое решение, потому что хорошо знает, что город без кольцевой дороги просто погибнет. Естественно, я как губернатор занимаюсь организационной стороной этой работы. Так же, как и строительством дамбы. По распоряжению президента ее строительство должно быть завершено в 2008 году. А что касается реставрации памятников, я считаю, что это святая обязанность любого руководителя города. Вот поверьте, с болью в сердце я проезжаю мимо ободранных фасадов… Конечно, прежде всего мы рассчитываем на свои силы. Но этого недостаточно, и мы привлекаем инвесторов к участию в возрождении исторического наследия. Ведь в Петербурге более 7 с половиной тысяч памятников, и их сохранение — это наша общая задача. Бизнес услышал этот призыв — первой откликнулась Тюменская нефтяная компания, в этом году она перечислила на реставрацию памятников Петербурга 25 миллионов долларов. В следующем году будет направлено еще 70 миллионов. 
— Я бы добавила к этому списку автодорогу Питер—Москва. Валентина Ивановна, вы ездили по этой дороге? Это же национальный позор!
— Конечно, ездила. По кочкам и ухабам, через все деревни. Я как только пришла, сразу доложила президенту о необходимости новой дороги. И он меня поддержал. Мы серьезно продвинулись в реализации проекта. Считаю, что это не только национальный позор, а беда — что в России XXI века нет ни одного современного автобана даже между двумя столицами. Петербург — это граница с Евросоюзом! Дорога просто как воздух необходима!
— А по Питеру с мигалками едете? Дурной пример Москвы заразителен? На встречную с этим жутким кряканьем, распугивая обывателей?
— К сожалению, ритм жизни таков, что иногда надо перемещаться с одного места в другое очень быстро. Я честно скажу — да, злоупотребляю, езжу с ГАИ. Но экономия моего времени дороже — пусть питерцы мне здесь поверят на слово. 
— Вряд ли поверят. Люди знаете, как говорят: простоял в пробке 40 минут — спасибо Матвиенко!
— Нет, у нас так не говорят. Потому что я не позволяю никому заранее перекрывать улицу. Это исключается. Буквально на очень короткие полминуты проезда. Во-вторых, у нас вообще не столь актуальна эта тема, потому что с сопровождением ГАИ ездит только губернатор Санкт-Петербурга, Ленинградской области и полномочный представитель. У нас нет такого количества официальных лиц, которые позволяют себе спешить за счет других. 
— Где тут у вас “Рублевка”, Валентина Ивановна? Приморское шоссе?
— “Рублевка” у нас — это, наверное, Курортный район (Зеленогорск, Комарово).
— Вы с Путиным познакомились, когда он возглавил правительство или раньше?
— С Владимиром Владимировичем я была знакома значительно раньше. Он даже приглашал меня к себе в Петербург. Вообще в тот период времени в городе было две фигуры, во всяком случае, говорили только о двух людях. Это Собчак и Путин. Иногда на него практически ложилась вся работа по управлению городом. На разных этапах мы реже или чаще общались. 
— Валентина Ивановна, вы, кстати, знаете, как активно вас обсуждают в городе? Вы же дама видная, энергичная. Я пока доехала до Смольного, такого наслушалась.
— В публичной профессии — это неизбежно. Когда ты на виду, неизбежны доброжелатели, недоброжелатели. Кому-то нравится, как ты одеваешься, кому-то не нравится. Кто-то тебя любит, кто-то не любит. Я к этому уже привыкла, и у меня выработалась защитная реакция. 
— А вот подруги ваши — Людмила Сенчина, Татьяна Анодина, никто из них не советует, как вам одеваться, может быть, изменить имидж? Обсуждают стиль костюмов?
— Вам не нравятся мои костюмы?
— Сегодня у вас костюм очень элегантный. А иногда бывают чересчур яркие.
— Уже не бывают, это вы отстали.
— Вы, похоже, сменили модельера. Раньше у вас костюмы с шитьем были — не очень вам оно шло, а теперь посовременнее, но тоже, между прочим, не мышиных цветов. 
— Вы знаете, я действительно иногда надеваю яркие цвета. А вот имиджмейкера у меня никогда не было, потому что если этим заниматься, то уже системно. Но при этом вести вольготную жизнь, которой у меня нет. Мне кажется, у меня есть свой стиль, свой вкус, который мне привила мама. Мама у меня была простая женщина, и у нее был очень хороший вкус. 
— Вы любите, как я заметила, фиолетовый цвет.
 — Я лишь иногда позволяю себе яркие цвета. Но не позволяю каких-то безвкусных вещей не классического плана. Знаете, иногда так устаешь от темной, строгой, серой одежды... Бывает такое настроение, не депрессия, а, скажем, просто хандра, когда цвет одежды может поднять тонус. У меня есть несколько красных костюмов, но я за год, может быть, один раз надела красный костюм, хотя мне этот цвет очень нравится и идет. Правда, всякий раз нужно думать, к месту ли он.
— Вы сами по себе яркая такая дама, очень эффектная...
— Ну, не яркая...
— Яркая, Валентина Ивановна, яркая, броская, заметная. Только не говорите: что вы прицепились к костюму? что вам не нравится в моих костюмах?
— Нормально, нормально. Напишите, что я предпочитаю классический стиль, с какой-то изюминкой. 
— Каким спортом вы занимаетесь?
— Прежде всего я хожу по субботам в бассейн, баню. Я очень люблю русскую баню. И второе — каждое воскресенье два-три часа играю в теннис. В январе, как правило, 10 дней катаюсь на горных лыжах.
— В Австрии?
— Я очень люблю Австрию.
— Валентина Ивановна, вы хорошо катаетесь?
— Я катаюсь неплохо. 
— Не стыдно подпустить к себе фотографов, чтобы они засняли?
— Нет, не стыдно. Я начинала с тренером. На третий день он сказал, что я очень быстро учусь — это редкий случай.
— А вы чувствуете, когда вам льстят, а когда говорят правду?
— Лесть ненавижу. Просто органическое отторжение, я не могу ее выносить. И все знают, что я не люблю комплименты. Как правило, сразу останавливаю: стоп, я не принимаю это. Ладно, еще когда близкий человек говорит — можно понять. А когда говорит коллега по работе, то отличить искренность от лести трудно. Поэтому, чтобы не копаться, я стараюсь сразу на корню все это пресечь. 
— Валентина Ивановна, вот Лужков никогда бы не стал, как вы, встречаться с Ивановым или Петровым по их частным квартирным вопросам. Вы таким образом стремитесь завоевать у питерцев популярность?
— Мне нужны эти реальные встречи, контакты с живыми людьми. Там, где возможно, я всегда помогаю. Не там, где срочно требуют трехкомнатную квартиру, а когда жалуются на бюрократизм, на протекающую крышу. Ну не выстроена еще до конца эффективная служба ЖКХ, и эти проблемы не всегда оперативно решаются.
— Я читала новости администрации Санкт-Петербурга — все прямо как в Москве у Лужкова: “У нас не будет ни одного неблагоустроенного двора; снег убирали 1492 машины; разгрузить центр от грузовиков”... Вы случайно, Валентина Ивановна, московского главу не копируете?
— Я с глубочайшим уважением отношусь к Юрию Михайловичу, считаю его выдающимся хозяйственным руководителем. Для меня не зазорно поучиться у Москвы. Такие крупные города, как Москва и Петербург, имеют схожие проблемы. Методы решения этих проблем изобретены не Юрием Михайловичем, не мной. Они давно отработаны. Мы очень часто перекликаемся с Юрием Михайловичем как по обозначению проблем, так и по путям их решения.
— Вы с ним дружите?
— Да, мы дружим, часто созваниваемся.
— Семьями встречаетесь?
— Реже, чем хотелось бы, но встречаемся.
— Он приезжает к вам с Еленой, со своей женой? Бывает в Питере — заходит к вам?
— Да, с Еленой Николаевной приезжал. И я была у них дома. Мы вместе были в горах. Они прекрасно катаются на лыжах. 
— В чем секрет вашей энергичности, жизнерадостности и как, по-вашему, научить людей улыбаться?
— Я оптимист по жизни и жизнелюб. Я никогда в жизни никому не желала зла. Я никогда в жизни никому не завидовала. Все это вместе создает мою внутреннюю ауру. Я всегда жалею людей завистливых, злых, злопамятных, потому что сама никогда не помню зла. Это и дает мне внутренние силы.