Политика, как известно, - это продажная любовь наоборот. В работе дома терпимости главное - не мебель, а девочки. В политике напротив - какую "мебель", то есть систему власти, установят, такие "девочки", то есть начальники, и подтянутся...

Тем смешнее и бесполезней та бесконечная "дискуссия о девочках", которую уже не первый год являет собой местная предвыборная жизнь. Если, конечно, уместно назвать жизнью мрачное и тягостное Нечто, имеющее пробудиться ближайшей осенью в связи намеченными на декабрь выборами в городской ЗакС.

Кто земство обедает, тот его и танцует

То, что выборы в ЗакС давно превратились в "городской фестиваль маргиналов", ни для кого, наверное, не секрет. Маргинальная часть горожан - те, кому нужен бесплатный опекун и ходатай, еженедельно "принимающий граждан", - избирает маргинальную часть политиков - тех, кого не взяли ни в Москву, ни в местную администрацию.

Но избирающие и избираемые в ЗакС маргинальны вовсе не потому, что на невские берега в один прекрасный день вдруг легло некое умом непостижимое "электоральное заклятье". Маргинальность как пассивных, так и активных участников выборного процесса обусловлена глубокой маргинальностью самого института законодательной власти в СПб.

Ведь что есть нынешний городской депкорпус, как не коллективный "анахронический прототип" героев известной картины передвижника Григория Мясоедова "Земство обедает"? С той, разумеется, поправкой, что нынешнее "земство" "обедает" куда более вкусно и калорийно. Во всем остальном - та же безнадежная сутулость фигур, та же навеки угасшая искра во взоре, та же отчаянная фундаментальная ненужность - при оскорбительной поверхностной востребованности...

За более чем 10 лет развития петербургского парламентаризма подавляющее большинство горожан так и не сумело разрешить едва ли не самую сложную загадку петербургского Сфинкса: а зачем он вообще нужен, этот законодательный - он же представительный - городской орган?

Может быть, для того, чтобы принимать законы? Но, помилуйте, законы у нас принимают, во-первых, в Москве. А именно в Государственной думе. А во-вторых, и не в Государственной думе даже, а в президентской администрации. Фактически, разумеется, а не формально.

Конечно же, никто не может возбранить петербургскому ЗакСу взять чистый лист бумаги, начертать на нем крупными буквами слово "Закон" и отчаянно испещрить оставшееся на ватмане пространство густой нормативно-правовой вязью.

Но вот незадача: депутаты вышестоящей инстанции, то есть Государственной думы, тоже не прочь время от времени побаловаться законотворческой каллиграфией. При этом их писчая продукция, согласно Конституции РФ, обладает абсолютным превосходством практически над всем региональным "бумагопроизводством". А это значит, что законотворческая работа парламентов в субъектах РФ в конечном счете сводится к бесконечному "приведению в соответствие" местных законов с федеральными.

Работа эта выглядит тем более сизифовой, что "приводить в соответствие" с генеральной линией все более дубеющей властной вертикали приходится буквально всё - начиная от Устава города и кончая правовыми актами, регулирующими порядок сдачи металлолома на территории СПб или приватизации городских подвалов и мансард.

Возникает закономерный вопрос: можно ли считать по-настоящему законодательным орган, который вынужден - под страхом досрочного роспуска - постоянно отменять свои решения и приводить их в соответствие с последними указаниями вышестоящего начальства? И чем в этом случае реальное положение современного петербургского ЗакСа принципиально отличается от положения "старорежимного" сельсовета? Тем, что функции "ядра политической системы" вместо КПСС теперь выполняет иная властная вертикаль?..

Конечно же, депутаты утверждают бюджет. Более того, именно в 1994 году - в тот единственный год, когда в городе не оказалось парламента, обеспечивающего гласность обсуждения бюджета, - городское правительство моментально набрало колоссальный долг на проведение "Игр Доброй Воли", с которым Петербург не рассчитался по сей день.
Однако в условиях, когда правительство во главе с губернатором де-факто не зависит от городского парламента, возможность депутатов влиять на бюджетную политику оказывается минимальной.

Реальный вклад ЗакСа в формирование городского бюджета вполне сопоставим с удельным весом знаменитого "депутатского резервного фонда", составляющим около 2% от общего объема городской казны. Судьба остальных 98% городских денег в гораздо большей степени зависит от воли и усмотрения смольнинских чиновников, нежели мариинских политиков.

Авторитарная шизофрения

Но, может быть, ЗакС успешно справляется с другой своей базовой функцией - представительской? Может быть, он, подобно английской королеве, хотя и не правит, но зато блистательно символизирует правление? Увы.
Политическим лицом современного Петербурга - удачным или нет, это уже другой вопрос - является губернатор Владимир Яковлев. Точно так же, как до этого им был мэр Анатолий Собчак. Большинство петербуржцев, без сомнения, знают о том, что на смену "времени Собчака" пришло "время Яковлева", но очень мало кто из горожан сможет провести четкую границу между "эпохами ЗакСа" I и II созывов.

И дело здесь далеко не только - а может быть, и не столько - в пресловутой "авторитарности" сознания экс-ленинградцев или в отсутствии у них "опыта демократии". Дело в том, что сама политическая система, существующая в Санкт-Петербурге, предполагает четкую и единоличную персонификацию всей местной власти, синкретическим воплощением которой является всенародно избранный глава города, до 1996 года именовавшийся мэром, а с 1996 года титулуемый губернатором.
Именно хозяин Смольного выступает от имени Санкт-Петербурга, инициирует принятие всех важнейших решений, касающихся городского развития, напрямую обращается от имени городской власти к петербуржцам и возглавляет все наиболее торжественные церемонии, на которые депутаты ЗакСа во главе со спикером допускаются лишь в качестве придворно-церемониального фона.

Таким образом, современная городская политическая система попросту "программирует" большинство граждан - независимо от их политических взглядов и степени их просвещенности - на жесткий патриархальный авторитаризм. В том числе в сфере электоральных предпочтений и реакций.
Глобальная авторитарность политической системы Санкт-Петербурга еще более усилилась после того, как на берегах Невы обосновался полномочный представитель президента России Виктор Черкесов, негласно возглавивший всю антияковлевскую оппозицию.

На какой-то миг могло показаться, что появление в Петербурге альтернативного центра административного доминирования приведет к усилению "здоровой конкуренции" между политиками и становлению первых ростков политической культуры современного, демократического типа.

В действительности, однако, приключилось обратное. Городские политические партии - вне которых ни развитого гражданского общества, ни полноценного городского парламента нет и быть не может, - и без того влачившие довольно жалкое существование, окончательно стушевались, обреченно поделившись на "явно-тайно прояковлевские" и "тайно-явно прочеркесовские".

На выборах 1998 года антияковлеская коалиция еще могла гордо именовать себя "демократической", "гражданско-антикриминально-фронтовой" - и это выглядело похожим на правду.
Ныне любые попытки подобного рода заранее обречены. Ибо ясно: на декабрьских выборах 2002 года столкнутся не "кристальные демократы" и "криминальные бюрократы", а два весьма похожих друг на друга отряда наемных ландскнехтов: один, сформированный "Большим Драконом", то есть Кремлем, а другой - "Малым Драконом", то есть Смольным.