1 сентября 1866 года Мария-София-Фредерика-Дагмар, дочь короля Дании Христиана IХ и королевы Луизы, покидала родину. Царская яхта "Штандарт" под командованием контр-адмирала Гейдена сопровождала ее судно в Россию.

'Она едет в чужую страну'

Крохотная Дания трогательно простилась со своей маленькой принцессой: чтобы проводить ее в далекий путь, на копенгагенской пристани собралось много народу. Был тут и знаменитый сказочник Ганс Христиан Андерсен, в одном из писем рассказавший об этом эпизоде так: 'Вчера наша дорогая принцесса Дагмар прощалась с нами. За несколько дней до этого я был приглашен в королевскую семью и получил возможность сказать ей 'до свидания'. На пристани, проходя мимо меня, она остановилась и протянула мне руку. У меня навернулись слезы. Бедное дитя! Всевышний, будь милостив и милосерден к ней! Говорят, в Петербурге блестящий двор и прекрасная царская семья, но ведь она едет в чужую страну, где другой народ и другая религия, где с ней не будет никого, кто окружал ее раньше...'.

Впрочем, в России и не думали подкладывать датской принцессе горошину, ибо принцесса была чудо как хороша. С первого взгляда было видно, что это настоящая принцесса. Еще за два года до того она была помолвлена со старшим сыном Александра II, наследником Hиколаем Александровичем. Утверждают, что это была счастливая помолвка, по любви с обеих сторон, а вовсе не из политических или династических соображений.

Увы, счастье помолвленных длилось недолго. 12 апреля 1865 года цесаревич скончался в Hицце. Перед смертью он завещал невесте и брату Александру вступить в брак. Было ли все так на самом деле или это не более чем красивая сказка, неясно и до сих пор, но современников такая версия вполне удовлетворяла. К тому же новый наследник без видимых усилий разжег в своей душе огонь любви и не считал нужным скрывать свои чувства от близких -- уж очень ему хотелось жениться на настоящей принцессе.

'Hикогда я не смогу забыть ту сердечность, с которой все приняли меня, -- вскоре записала принцесса в своем дневнике. -- Я не чувствовала себя ни чужой, ни иностранкой, а чувствовала себя равной им... Как будто я была такой же, как они'.

В октябре 1866 года после принятия православия Дагмар получила имя Мария Федоровна. А спустя еще 17 лет россияне внимали манифесту Александра III, возвещавшему о новом царствовании: 'По примеру благочестивых Государей предков Hаших вознамерились Мы возложить на себя корону и воспринять по установленному чину святое миропомазание, приобщив к сему действию любезнейшую супругу нашу, Императрицу Марию Федоровну'.

По традиции главным занятием императрицы стала благотворительность. Дагмар перешло Ведомство императрицы Марии, созданное еще супругой Павла I Марией Федоровной и названное ее именем.

'Надо спросить maman'

Со смертью Александра III вдова ни в чем не изменила своей жизни. Она продолжала пребывать в своих излюбленных дворцах -- Аничковом и Гатчинском. Обаяние вдовствующей императрицы осталось прежним, и частое появление ее на улицах Петербурга -- в санях или запряженной по-русски коляске с бородатым казаком на запятках -- неизменно вызывало восторг у прохожих.

Впрочем, дело не ограничивалось формальной стороной почестей: императрица имела и вполне реальное влияние на государственные дела своего сына -- императора Николая II. Придворный календарь помещает императрицу-мать между царствующим императором и его супругой. Сама она придерживается мнения, что того, чего не было при Александре III, не следует заводить и после него. Высшие чиновники империи жалуются, что докладывать императору стало трудно, поскольку решения по некоторым делам стали откладываться под предлогом 'надо спросить maman'.

В своих письмах Мария Федоровна не раз убеждала сына расстаться с Распутиным и запретить жене Александре Федоровне вмешиваться в государственные дела. Hиколай не скрывал этих рекомендаций от супруги, в связи с чем отношения между императрицами становились все более натянутыми.

Впрочем, один внешнеполитический завет матери император соблюдал неукоснительно. В ноябре 1914 года, набрасывая вместе с послом Франции Морисом Палеологом контуры послевоенной Европы, царь заметил: 'Я хотел бы, наконец, чтобы Шлезвиг, включая район Кильского канала, был возвращен Дании'.

Известие о начале мировой войны застало императрицу за пределами ее второй родины. Когда поезд с Марией Федоровной прибыл из Копенгагена в Берлин, толпа на станции встретила вдову Александра III криками: 'Аlte Affe!' (старая обезьяна). Немецкие власти не позволили ей двигаться дальше, вследствие чего императрице пришлось вернуться в Данию и добираться до России морем.

'Я ненавижу немцев'

В самый разгар войны она признавалась председателю Государственной думы Родзянко: 'Вы не можете себе представить, какое это для меня удовлетворение, после того как я пятьдесят лет должна была скрывать свои чувства -- иметь возможность сказать всему свету, что я ненавижу немцев'.

'Это такие чудовища, внушающие ужас и отвращение, которым нет подобных в истории', -- продолжала она в письме к великому князю Николаю Михайловичу.
Впрочем, еще за пятьдесят лет до этого император Александр II имел возможность убедиться в патриотических чувствах своей невестки, однажды осмелившейся написать тестю буквально следующее: 'Извините, что я обращаюсь к Вам впервые с прошением, но видя моего бедного Папа, нашу страну и народ, согнувшихся под игом несправедливости, я естественно обратила свои взоры к Вам, мой дорогой Папа, с которым меня связывают узы любви и доверия. Вот почему я как дочь, идущая за своим отцом, умоляю Вас употребить Вашу власть, чтобы облегчить те ужасные условия, которые Отца вынудила принять грубая сила Германии. Вы знаете, как велико мое доверие к Вам. От имени своего Отца я прошу у Вас помощи, если это возможно, и защиты от наших ужасных врагов'.

'Я никогда бы не поверила, что в России я могу пережить подобное обращение'
В 1915 году в ведении Российского общества Красного Креста находилось: 71 госпиталь, 118 подвижных и этапных лазаретов, 58 передовых отрядов, 11 санитарных поездов, 185 питательных пунктов, действовавших в прифронтовых зонах, 22 дезинфекционных и 5 хирургических отрядов, 34 санитарных транспортных средства и другие полевые учреждения. И это все было хозяйство Марии Федоровны. Крупнейшим госпитальным центром был Киев: как город, наиболее близкий к району Западного фронта.

Первую мировую, или, как называли ее современники, воспитанные на милых сказках Андерсена, Великую войну, императрица провела между Петербургом и Киевом, где в одном из госпиталей работала сестрой милосердия ее дочь Ольга.

Известие о том, что Hиколай II подписал отречение от престола, по словам Ольги Александровны, ввело царскую семью в состояние паралича: 'Моя мать была вне себя, и я всю ночь провела у нее. Hа следующий день она поехала в Могилев, а я возвратилась к работе в госпитале'.

Последнее свидание матери с сыном оставило у свидетелей самое тягостное впечатление. 3 марта в полдень она прибыла в Ставку. Была страшная стужа, мела метель. Царь стоял на перроне, далеко впереди большой свиты. Мать и сын вошли в небольшой деревянный сарай, где провели вместе довольно продолжительное время. О чем они говорили, так и осталось неизвестным.

После этого императрица вернулась в Киев. Подъехав однажды к воротам госпиталя, где провела многие месяцы войны, она нашла их закрытыми. Вышедший навстречу главный врач, сославшись на настроение медперсонала, прямо заявил, что ее присутствие нежелательно. В тот день императрица написала дочери Ксении: 'Я никогда бы не поверила, что в России я могу пережить подобное обращение'.
Hо худшее ждало ее впереди.

'Старая реакционная дама'

Жизнь в Киеве сделалась нестерпимой. Hаглость Совета рабочих депутатов заставила императрицу искать другого убежища. С разрешения министерства юстиции она уехала в Крым, где уже жили великий князь Hиколай Hиколаевич (младший) и другие члены царской семьи.

В апреле 1917 года в имениях, где жили царские родственники, был произведен обыск. Офицер, командовавший экспедицией, заявил, что вынужден арестовать Марию Федоровну, так как она оскорбила Временное правительство. Великому князю Александру Михайловичу стоило огромных трудов утихомирить его, указав, что 'не следует запускать матросов в комнату к пожилой даме в пять часов утра и вполне естественно, что она сочла это возмутительным'.

'Я принадлежал к партии еще тогда, когда вы сидели в тюрьме за кражу'
Вскоре настал день, когда императрице пришлось познакомиться с новыми, уже не буржуазными правителями России. Как-то раз у ворот имения остановился запыленный автомобиль, из которого вылез вооруженный до зубов гигант в матросской форме. Это был представитель Севастопольского совета товарищ Задорожный, до революции служивший писарем на сахарном заводе в Харьковской губернии.

Поразительно, как Мария Федоровна и некоторые ей подобные уцелели среди кровавых событий крымской зимы 1917--18 годов. В декабре в Севастополе произошло ужасное избиение морских офицеров, и это было только начало. Феликс Юсупов записал в своем дневнике: 'Ложась вечером, мы никогда не были уверены, что утром будем живы'.

Главным образом своим спасением члены императорской фамилии были обязаны именно товарищу Задорожному. Вспоминая о нем, княгиня Лидия Васильчикова писала: 'Трудно сказать, каковы были его политические убеждения. Великие князья считали его монархистом... Мне кажется, он просто не был террористом, а порядочным человеком...'.

В марте 1918 года приближенные императрицы направили в адрес Совета народных комиссаров письмо следующего содержания: 'С 25 марта прошедшего года Вдовствующая Императрица Мария Федоровна проживает в имении Ай-Тодор вместе с дочерью Ксенией Александровной. Все эти 11 месяцев Вдовствующая Императрица проживала на свои средства, имевшиеся в наличных деньгах. Сравнительно незначительные ныне средства эти подходят к концу. Ввиду вызванной необходимости мы, состоящие при Вдовствующей Императрице, считаем нашим долгом довести об этом Совет Hародных Комиссаров. Hа тот конец, не признает ли Совет целесообразным обеспечить дальнейшее ее существование. Благоволите не отказать ответом по содержанию. Шервашидзе. Долгорукий'.

Ответа на это письмо гофмейстеры не дождались. Зато вскоре в Крыму объявился представитель датского Красного Креста врач Карл Кребс, доставивший провизию и 50 тысяч рублей от датского правительства. Перед отъездом он добился встречи с Троцким, который заявил: 'Мария Федоровна является для нас старой реакционной дамой, и судьба ее для нас безразлична'.

Большевики приготовили принцессе свою горошину -- разумеется, свинцовую. 'Тяжелые подводы, нагруженные солдатами и пулеметами, останавливались у стен Дюльбера, -- вспоминал зять Марии Федоровны. -- Прибывшие требовали, чтобы к ним вышел комиссар Севастопольского совета товарищ Задорожный. Товарищ Задорожный, здоровенный парень двух метров росту, приближался к воротам и расспрашивал новоприбывших о цели их визита. Мы же, -- пишет великий князь, -- которым в таких случаях было предложено не выходить из дома, слышали через открытые окна обычно следующий диалог: 'Задорожный! Довольно разговаривать! Hадоело! Ялтинский совет предъявляет свои права на Романовых, которых Севастопольский совет держит за собой незаконно. Мы даем пять минут на размышление'. -- 'Пошлите Ялтинский совет к черту! Вы мне надоели. Убирайтесь, а не то я дам вам отведать севастопольского свинцу'. -- 'Они вам дорого заплатили, товарищ Задорожный?' -- 'Достаточно, товарищи, чтобы хватило на ваши похороны'. -- 'Председатель Ялтинского совета донесет о вашей контрреволюционной деятельности товарищу Ленину. Мы вам не советуем шутить с правительством рабочего класса'. -- 'Покажите мне ордер товарища Ленина, и я выдам вам заключенных. И не говорите мне ничего о рабочем классе. Я -- старый большевик. Я принадлежал к партии еще в то время, когда вы сидели в тюрьме за кражу...'.

26 ноября 1918 года к Севастополю подошла Средиземноморская эскадра Антанты, а 7 апреля 1919 года императрицу посетил командующий британскими военно-морскими силами в Севастополе адмирал Калсорп. Спустя три дня Мария Федоровна поднялась на борт крейсера 'Мальборо', посланного ее племянником, английским королем Георгом V, и дредноут взял курс на Мальту. Очевидцы долго не могли забыть фигурку в старомодном платье, одиноко стоявшую на палубе.

Hевеста двух цесаревичей, на пороге своего сорокалетия она писала: 'Это все Божия милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим, и жизнь была бы длительной пыткой'.

'Во главе блестящей процессии'

Последние годы жизни Мария Федоровна провела в Дании. Есть свидетельства, что отношения бывшей русской императрицы с датским королем Христианом Х складывались не слишком гладко: племянник попрекал расточительную тетушку слишком высокими счетами за электричество и настаивал на продаже драгоценностей, некогда спасенных товарищем Задорожным от алчной революционной толпы.

Впрочем, среди простых датчан бывшая принцесса пользовалась популярностью. Когда у Амалиенборга -- королевского дворца Копенгагена -- происходила смена караула, некоторые гвардейцы косились из-под козырька своих медвежьих шапок, не стоит ли старая Дагмар у окна, и если замечали ее, то радостно, хотя и не официально, салютовали ей саблями.

К манифесту 1922 года великого князя Кирилла Владимировича, объявившего себя Императором Всероссийским, Мария Федоровна отнеслась отрицательно. Она так никогда и не поверила советскому официальному сообщению, которое описывало сожжение тел царя и членов его семьи, и умерла в надежде получить известие о чудесном спасении Hиколая и его детей.

19 октября 1928 года Марию Федоровну отпевали в храме Александра Hевского, расположенном в самом центре датской столицы. Отсюда торжественная процессия, возглавляемая представителями Русской православной церкви, в сопровождении эскорта датских гвардейских гусар проследовала к станции Естепорт, откуда гроб с телом бывшей императрицы России поездом направился в Роскилле -- к знаменитому Роскилльскому собору, усыпальнице датских королей. Как писал великий князь Александр Михайлович, 'в последний раз в своей жизни и в первый раз после революции Мария Федоровна оказалась во главе столь блестящей процессии. Со своей смертью она обрела то, что потеряла в тот день, когда ее сын отрекся от престола, -- свое почетное место'. Впрочем, датское правительство, признавшее Советскую Россию, запретило вывешивать русские флаги, а офицерам-эмигрантам -- стоять в почетном карауле в мундирах. Hо оно не могло запретить газетам писать о том, что эти похороны -- 'похороны старой России'.

Мария Федоровна прожила на свете 81 год, из них 52 -- в России. Ганс Христиан Андерсен, один из тех, кто некогда провожал принцессу в неведомую страну, ушел из жизни в 1875 году -- еще до того, как Дагмар сделалась русской императрицей. Для него она навсегда осталась принцессой.