«Постой, паровоз, не стучите колеса, кондуктор, нажми на тормоза. Я к маменьке родной с последним поклоном спешу показаться на глаза...» - автор строк, которые наизусть помнят все от мала до велика, живет в Санкт-Петербурге и очень болен. Около пяти лет назад у него случился инсульт, левую сторону тела парализовало, нарушилась речь.

Первое время Николай Ивановский еще пытался брать костыли, но в таком деле мало одного, даже самого страстного желания - нужны специальные препараты. Между тем сестра и племянник, у которых он сейчас обитает, уверены: Николая можно поставить на ноги, были бы деньги. Но их нет. Вот если бы удалось отстоять авторские права, добиться каких-то отчислений, как знать, может, и на лечение хватило бы...

Однако родные Ивановского утверждают, что их уже интересуют не столько деньги, сколько справедливость. Ведь до сих пор почти никто не знает, что это он придумал «народную песню», причем тогда, когда парню стукнуло всего 18 лет. И не где-нибудь, а в норильском лагере общего режима. Так уж вышло, что детство и юность Ивановского оказались на редкость бурными.

- Был уркой, вором, карманником, - признавался он в единственном интервью, данном еще несколько лет назад «Комсомольской правде». - В 12 лет меня отдельно от матери эвакуировали из блокадного Ленинграда в Кировскую область, в интернат. Связался с отпетыми - и пошло-поехало. За детской колонией - зона. Пять раз бегал. За последний побег дали 8 лет...

По тюрьмам меня долго перекидывали: начальство как взглянет на мои наколки, так сразу отказывается брать. Так дошел до Таймыра. Был я заводила, камеру держал, мне подчинялись все... В двадцать пять лет, в год смерти Сталина, был освобожден по амнистии. Хотя еще в двадцать понял, что и честные воры, и суки - стая волков, и мне завязывать надо. Ну и талант меня спас, наверное...

Приуныли голуби,
Голуби блокадные,
Замерзали голуби
И на землю падали
Почему вы, мальчики,
Хлеб им не бросали?
Потому что мальчики
Умирали сами...

Вот такие стихи писал Ивановский. Из-под его пера также вышли повесть, сборник рассказов, киносценарий и до того всем понравились, что в 1983 году его приняли в Союз писателей. А спустя три года - в Союз кинематографистов.

Бывший урка с 7 классами образования 35 лет проработал на «Ленфильме» и ушел на пенсию начальником осветительного цеха. Именно оттуда, из подсобок киностудии, где Николай любил посидеть, принять на грудь, покалякать и попеть с друзьями, вышел на люди его любимый «Паровоз», который, подвыпив, горланили все знакомые. И вдруг на экранах появилась «Операция «Ы», где Юрий Никулин и Георгий Вицин прилюдно исполнили его песню!

Этот фильм Ивановский просто обожает. Смотрел уже раз, наверное, триста. Правда, сердился, что вместо: «я к маменьке родной с последним поклоном спешу показаться на глаза», там поют: «с последним приветом». Ну а, в общем, конечно, был доволен и даже не собирался «качать права». Вот если бы само собой все уладилось, и страна узнала наконец своего героя...

Действительно, «Постой, паровоз...» - песня неординарная. Специалисты по истории «блатняка» ставят ее в одном ряду с такими хитами, как «Мурка», «Гоп со смыком», «Перебиты, поломаны крылья», «С одесского кичмана...»

Эстеты могут говорить все что угодно, но так уже получилось, что в нашей лагерной стране, где от сумы и от тюрьмы не зарекаются, блатной фольклор расцвел пышным цветом. Тюремно-каторжная тематика появлялась еще в былинах, была близка Пушкину, Лермонтову, Кольцову, Толстому, Некрасову, Огареву. Затем начался советский «ресторанный» период 20-х годов ( в это время появляется на свет «Мурка») и ренессанс 50-60-х. В ту пору весь уклад страны был пронизан духом исправительно-трудового учреждения. Сталинские репрессии коснулись всех слоев общества, и каждый знал, что если он еще на свободе, то это временно. Да и порядки на воле мало чем отличалась от зоны. Вот так и вышло, что зэковская тоска стала общенациональной, а блатная песня едва не единственным живым жанром.

А луна блуждала за бараками,
Беглецов из лагеря искала...
Пели урки, словно горько плакали,
И жестоко чокались стаканами.
А луна блуждала за бараками,
Ночь клонила часовых ко сну...
Пели урки, словно горько плакали,
Вспоминая детство и войну.

Согласитесь, эти, написанные вскоре после войны строчки цепляют не меньше, чем стихи к жалостливому и, казалось бы, совершенно бесхитростному «Паровозу».

Ну а потом началось глухое время застоя с «железным занавесом» и лагерями для инакомыслящих. Люди продолжали искать отдушину. Даже интеллигенция любила «блатняк», потому что лирический герой этих песен был свободен как в поступках, так и в раскаянии. На смену Галичу пришли братья Жемчужные, Аркаша Северный, Розенбаум, Высоцкий. Они пели, а скромные подвижники - в миру студенты, звукооператоры, слесаря - тайком записывали их у себя дома на магнитофон (в ту пору за эту «самодеятельность» наказывали всерьез и сажали надолго) и давали послушать друзьям.

Николай Ивановский знал эти песни, и они ему нравились. А вот его самого почему-то никто не записывал. Зато он беспечно раздаривал тексты своих стихов, считая баловством и не потрудившись свести их в мало-мальский сборник.

- Я сам не слышал песен в его исполнении, - рассказывает нынешний начальник Ленфильма по свету Максим Александрович. - Хотя стихи он читал часто. А вообще студийцы запомнили Ивановского как очень веселого и общительного человека.

- А вы не пытались подсказать, что, мол, надо бы установить авторство и стричь купоны с каждого исполнения по радио?

- Видите ли, у каждого свои заботы. Для студийцев он был коллегой. А когда человек все время работает рядом, то к нему и относишься как-то по-будничному. Ему же было все равно: ну написал, ну ушло в народ, и ладно. Никогда ведь не знаешь, что тебе в жизни по-настоящему понадобится.

- А друзья его не теребили?

- Его друзьями были Даль, Солоницын, Кононов - в общем, довольно узкий круг актеров. И я не думаю, чтобы они, встречаясь, говорили о каких-то личных приоритетах - в таких отношениях важны чисто человеческие качества, а не какие-то там заслуги.

- Он просил помощи у Ленфильма, когда ушел на пенсию?

- Только однажды, когда ему надо было перебраться из деревни обратно в город. Ему дали машину и помогли переехать. К сожалению, киностудии сейчас небогаты, и, попавшим в серьезные передряги сотрудникам, в том числе актерам, приходится рассчитывать на свои силы или ходить с шапкой по кругу. Взять хоть «партнеров» Ивановского по «Операции «Ы» - Георгия Вицина, Сашу Демьяненко... Когда хватились, оказалось, что у любимцев публики ни гроша за душой не было. Только хватились, как всегда, поздно.

«Черную розу, эмблему печали,
При встрече последней тебе я принес,
Оба вздыхали мы, оба молчали,
Плакать хотелось, но не было слез...»

Оказывается, и эти вошедшие в название соловьевского фильма строки принадлежат перу неутомимого Николая Николаевича. А может, когда-нибудь снимут кино и про самого Ивановского - криминальную юность, последующую «перековку» и жизнь, полную замечательных событий, включая междусобойчики со знаменитыми друзьями. Ему бы только снова встать, пойти, заговорить, взять в руки авторучку! Врачи почти уверены, что речь может восстановиться - отдельные слова он выговаривает. Но что поделаешь, когда нет лекарств, а денег не хватает даже на обследование мозга, не говоря уже о серьезном лечении.