Сегодня в Городском суде Петербурга начался процесс по делу двух медсестер петербургской поликлиники N10 - 50-летней Веры Чертковой и 40-летней Елены Герасимовой. Они обвиняются в попытке завладеть квартирами смертельно больных пациенток онкологического отделения. Вместе с ними по делу в качестве обвиняемого проходит частный нотариус Владимир Медведев, который помогал переоформить недвижимость. Одна из жертв мошенничества Елена Гоголева в начале 1990-х работала в 10-ой поликлинике вместе с Чертковой. В 1992 году 22-летняя Гоголева вынуждена была оставить работу, так как у нее стремительно развивалось раковое заболевание. В квартире она жила одна. Все ее ближайшие родственники умерли от различных заболеваний, в том числе и от онкологических. Делать Гоголевой инъекции приходили ее бывшие коллеги - медсестры из 10-ой поликлиники. Они не раз рассказывали Чертковой об ухудшающемся состоянии Гоголевой, которая периодически заводила разговор, что готова завещать свою квартиру тому, кто будет за ней ухаживать до уже скорой смерти. Черткова, создав некоторый излишек наркотика, в феврале 2000 года во время очередного визита ввела Гоголевой в рот смертельную дозу морфина. Наркотик попал в желудок, и Гоголева получила сильнейшее наркотическое отравление, от которого скончалась. После этого старшая медсестра со знакомым нотариусом Владимиром Медведевым, подделали завещание Гоголевой, по которому Чертковой отходила квартира умершей, а Медведев заверил его нотариально. В той же поликлинике на онкологическом учете стояла и другая раковая больная 63-летняя Валентина Крапивенцева, которую прикрепили к медсестре выездной службы «Хоспис» Елене Герасимовой. Герасимова решила завладеть квартирой пациентки, для чего привлекла в сообщники Медведева. В марте 2000 года завещание больной было подделано, а спустя некоторое время она умерла своей смертью. Всем фигурантам судебного процесса инкриминируется мошенничество и подделка документов, а Черткова помимо этого обвиняется еще и в убийстве Гоголевой. Правда, свою вину Черткова полностью отрицает, утверждая, что Гоголева сама могла ввести себе обезболивающее, поскольку какой-то запас сильнодействующих лекарств могла иметь при себе.