Как в 1992 году российский парламент поменял премьера-рыночника Егора Гайдара на крепкого хозяйственника Виктора Черномырдина. Врочем, Черномырдин вряд ли до последних дней подозревал, кто именно решил его судьбу в конце далекого 1992 года, когда - неожиданно для всей страны и во многом для себя самого - он возглавил правительство. В те дни, накануне декабрьского съезда народных депутатов, ему было известно только, что президент намерен предложить парламенту кандидатуру Егора Гайдара. И не просто предложить, а отстаивать ее - кнутом и пряником. Это Ельцин умел...

"Атака на Гайдара - это атака на реформы, а значит, и на президента, - сказал Ельцин с телеэкрана за неделю до съезда. - Компромисса тут быть не может. Реформы будут продолжены".

С утра до позднего вечера в аналитическом центре правительства мерцали мониторы компьютеров: прогноз предстоящего голосования по утверждению кандидатуры председателя Совета Министров высчитывался с точностью до голоса. Аналитическая система, позволявшая прослеживать динамику политических убеждений депутатов по результатам всех поименных
голосований за два с половиной года работы парламента и давать предельно точную оценку нынешних взглядов каждого, была переписана (точнее сказать - украдена) сотрудниками службы безопасности президента из компьютера депутата Михаила Астафьева, доктора наук, вице-предводителя Московского дворянского собрания, лидера партии кадетов.

Именно опираясь на данные этой системы, созданной компьютерным аналитиком Русского общенационального союза Александром Голигузовым, Астафьев и его союзники строили свое поведение в парламенте, никогда (или, вернее, очень редко и в чисто декларативных целях) не выдвигая на голосование заведомо "непроходное" предложение. Между тем, в распоряжении ельцинских аналитиков до осени 1992 года была, как ни странно, только скупая и довольно примитивная по своим возможностям база данных "Депутат-90", содержавшая только имена и анкетные данные. Эта система умела лишь группировать депутатов по тому или иному простейшему признаку. Общепринятой забавой в Белом Доме стал компьютерный поиск по ключевому слову "еврей" - на этот запрос система выдавала двенадцать имен "паспортных" депутатов-евреев. Не обладая должной антисемитской интуицией, компьютер игнорировал армянина Анатолия Шабада, русских Бориса Немцова и Евгения Кожокина, а равно и прочих скрытых полукровок. Что же касается политической ориентации, то столь сложные сведения выудить из "Депутата-90" было даже теоретически невозможно.

Создать систему, равную голигузовской, в Кремле и в правительстве неуспели. Зато вспомнили старое доброе правило: "Легче украсть, чем сделать самому". И в одну из ночей, без труда открыв комнату 6-67 на шестом этаже Белого Дома, где и стоял заветный компьютер, и с такой же легкостью взломав дилетантский код, защищавший диск от недозволенного проникновения, посланцы Александра Коржакова скопировали всю систему. Не обратили внимание лишь на мелочь - в программном обеспечении компьютера имелся хитрый файл, фиксировавший каждое использование дисководов, время и характер произведенной операции. А может быть, и заметили, но просто плюнули на это. Ну, узнают... Кому жаловаться-то пойдут?.. Даже дежурным милиционерам в 20-м подъезде ночные гости предъявили свои настоящие (!) удостоверения.

(Тут скажем справедливости ради, что вскоре у властей появилась и своя компьютерная аналитическая система, разработанная под руководством Владимира Варова и Александра Собянина. Но то вскоре...)

Комната 6-67 по праву может претендовать на грядущее паломничество туристов и любопытствующих потомков.

Ее хозяином был депутат Виктор Аксючиц, председатель партии "Российское христианско-демократическое движение", глава парламентского подкомитета по связям с зарубежными религиозными организациями, один из лидеров оппозиции. Именно в этой комнате - большой, просторной (площадью не менее пятидесяти квадратных метров) и должен был работать подкомитет. На деле же здесь располагался личный штаб Аксючица - политические и технические секретари партии, пресс-служба. Здесь же часто проходили заседания политсовета РХДД. Сам Аксючиц и его заместитель по партии - депутат Илья Константинов - разместились в небольшой комнате напротив.

К лету 1992 года им стало в ней тесно. Константинов, разочаровавшись в традиционных, легальных формах деятельности оппозиции, с головой ушел в работу по созданию Фронта национального спасения - предельно радикальной организации, считавшей возможными любые средства борьбы против "временного оккупационного режима". Между тем, Аксючиц, человек (вопреки бытующим представлениям о нем) далекий от экстремизма и считавший радикалов любого толка вольными или невольными провокаторами, присоединяться к Константинову решительно отказался. Сейсмическая трещина пролегла через комнату 6-67. Здесь работали и те, кто поддержал Аксючица, и те, кто ушел "на фронт" вслед за Константиновым.

Теперь здесь проводились еще и заседания верхушки Фронта. Геннадий Зюганов, Виктор Алкснис, Сажи Умалатова, Сергей Бабурин, Василий Белов, Альберт Макашов, Александр Невзоров, Амангельды Тулеев, Александр Проханов... Теперь они были равноправными хозяевами комнаты. Возник некий коммунальный мир, но отношения между соседями были, как и полагается в коммунальной квартире, напряженными. Аксючиц, по сути, единственный не вошедший во Фронт видный оппозиционер, был убежденным антикоммунистом, отвергавшим любые формы организационного объединения с "красными". Правда, "фронтовиков" он из комнаты не гнал, но на своих вчерашних союзников - Астафьева и Константинова - обиделся не на шутку. Верные своему лидеру и "белой идее", аппаратчики РХДД демонстративно выказывали по малейшему поводу свою неприязнь к коммунистам.

Кто бы узнал в человеке, робко сидевшем на краешке стула с чашкой чая - в ожидании соратников по Фронту и во враждебном окружении христианских демократов - будущего кандидата в президенты России Геннадия Зюганова? Кто бы поверил своим глазам, увидев, как у дверей комнаты 6-67, не решаясь до поры войти в "белогвардейское логово", угрюмо прогуливаются Макашов и Проханов?.. Но было, было!

С этой комнатой вообще связано настолько много разных историй, что ее смело можно сравнить со знаменитой булгаковской "нехорошей квартирой". До 1990 года, когда в Белом Доме еще располагалось правительство РСФСР, она служила кабинетом заместителя министра торговли, впоследствии севшего на 8 лет за взяточничество. После прихода в Дом неспокойного депутатского племени комнату стало лихорадить еще пуще: ни один чиновник не задерживался в ней дольше месяца. Всякий раз, когда сюда въезжал новый обитатель - соседи по этажу заключали пари: досидит ли он на месте до истечения магического срока. Дело пахло бесовщиной.

Правда, после того, как комната 6-67 перешла в ведение комитета по вероисповеданиям, где председательствовал протоиерей Вячеслав Полосин, один из троих депутатов-священников, в комнате на время воцарилось спокойствие. Видимо, бесы убоялись духовных лиц. Но ненадолго. Достаточно сказать, что именно в окно многострадальной комнаты 6-67 залетел ранним утром 4 октября 1993 года первый (еще не танковый, а "ручной") снаряд, выпущенный по Белому Дому.

Но нас интересует другое событие, произошедшее в ее стенах годом раньше.

К тому времени, о котором пойдет речь, Егор Гайдар руководил российской экономикой уже около года. Результаты проводимых им и его командой реформ воспринимались неблагодарным народом без надлежащего пиетета. Видимо, за годы гласности кто-то имел неосторожность вбить людям в головы, что даже ради счастья правнуков нельзя жертвовать промежуточными поколениями. Что мы, мол, это уже проходили.

Гайдар прекрасно знал, что именно должно быть построено в итоге. Его помыслы о далеком светлом будущем были предельно чисты. Но о будущем не столь отдаленном Егор Тимурович имел, к сожалению, не очень отчетливое представление. Первый и третий этап реформы были для него очевидны: в начале все сломать, а в конце - дружно жить в долгожданном
капиталистическом раю. Но что делать в середине, на втором этапе? Какая дорога ведет к раю?..

На немногочисленных пресс-конференциях вопросы такого рода раздражали Егора Тимуровича. Ему казалось, что журналисты сами знают ответ, и просто притворяются иванушками. Один раз он так и сказал: "А что, вы сами не знаете?". Корреспондент замялся (все-таки, вице-премьер!), а Гайдар отвечать так и не стал. Наверное, был расстроен тем, что ему задают такие беспардонные вопросы.

В той же степени его огорчало твердолобое нежелание здравствующих поколений удобрить своими телами почву для грядущих урожаев. Печалила критика коллег-экономистов. Сердили дискуссионные статьи в газетах.

По его мнению, дела обстояли все лучше и лучше.

А народ жил все хуже и хуже.

Эта нестыковка не пугала Гайдара. Искренний и, может быть, даже бескорыстный фанатик, он верил во всемогущество своего кумира - свободного рынка - и не считал нужным вмешиваться в его стихию.

Президент поддерживал Гайдара во всем. Не потому, что был согласен с его экономической политикой - в этом деле Ельцин мало что понимал. Но молодой напор вице-премьера, его убежденность в исторической правоте выбранного им курса, поддержка столь авторитетного для Ельцина человека, как Геннадий Бурбулис, - все это привело к тому, что президент уверовал в непогрешимость вице-премьера. К Ельцину приходили экономисты и
хозяйственники, с цифрами и фактами в руках доказывали, что старая система рушится, но новая на ее месте упорно не возникает, и потому без минимального государственного регулирования не обойтись... Президент выслушивал их с грустью во взоре. Всем своим видом он, казалось, говорил: "А может, так надо? Может быть, в этом и заключается великая
сермяжная правда?.."

Руслан Хасбулатов, второй в российской истории грозный горец с трубкою в руке, назвал окружавших Ельцина людей "коллективным Распутиным". Ну, а где Распутин - там непременно появятся и Пуришкевичи, и князья Юсуповы. Только заговор на сей раз был составлен не в роскошных апартаментах высокородного аристократа, а в наспех побеленной, заставленной казенными столами с инвентарными бляхами комнате 6-67.

Заговор

Седьмой съезд народных депутатов России должен был открыться 1 декабря 1992 года, во вторник. Как водится, для подготовки проекта повестки дня создали рабочую группу. Сумрачны были взоры членов этой группы... Они прекрасно понимали, что с первых минут работы съезда повестка полетит ко всем чертям, и на первый план выйдет, по сути, один вопрос: оставаться ли Егору Гайдару во главе правительства?

Всем было ясно, что судьбу премьерского кресла способны решить, договорившись, две фракции: "Российское единство" (коммунисты, социалисты и национал-патриоты) и "Гражданский союз" (народная партия "Свободная Россия" Руцкого, демпартия Травкина и "Союз Обновления" Вольского и Владиславлева). Но столь же отчетливо аналитики понимали и то, что точек соприкосновения у этих фракций практически нет. Депутаты от "РЕ" категорически отказывались сдвинуться правее кандидатуры Юрия Скокова - это был для них предел соглашательства. В свою очередь, для представителей "ГС" максимально посильным сдвигом влево стало бы согласие на кандидатуру Георгия Хижи. Между Скоковым и Хижой простиралась безбрежная пустыня, абсолютный вакуум, заполнить который не мог никто.

Дней за десять до съезда свой приговор вынес человек, известный в Белом Доме как гений компромиссов - депутат Владимир Новиков. Глава группы беспартийных депутатов, Новиков обладал непререкаемым авторитетом в межфракционных спорах. Он десятки раз умудрялся выводить съезды из таких тупиков, из которых, казалось, не могло быть даже теоретического выхода. Но на сей раз сдался и Владимир Ильич. "Встреча лидеров двух основных противоборствующих сил бессмысленна, - заявил он корреспонденту "Независимой газеты" Владимиру Тодресу. - Они все равно не договорятся".

Депутаты от "Демократической России" уже не скрывали торжества. Разумеется, их голосов не хватило бы для утверждения Гайдара полноправным премьером. Но, объединяясь при голосовании попеременно с "РЕ" и "ГС", они могли торпедировать любую кандидатуру. Итак, будущее нарисовалось со всей отчетливостью: после нескольких безуспешных попыток усадить в премьерское кресло того или иного претендента, Ельцин идет на сохранение "статус-кво", оставляя Гайдара исполняющим обязанности главы кабинета.

Сам президент, надо заметить, сильно боялся приближающегося съезда. Созданный Ельциным в октябре Совет глав республик первым делом обратился к парламенту и народу (кто бы ответил, причем тут народ?) с призывом перенести съезд на весну 1993 года: с тем, чтобы за этот срок разработать и принять новую Конституцию. Мотивировка вызывала недоумение. Ну, конечно, Конституцию нужно и писать, и принимать, - но зачем откладывать съезд, посвященный совсем другой теме, а именно "разбору полетов" команды Гайдара? Как это связано-то?.. Кремль не опустился до разъяснений. Зато по личному указанию Ельцина была создана группа под руководством Геннадия Бурбулиса, Михаила Полторанина и при активном участии Павла Грачева, которые сели разрабатывать план введения 24-25 ноября прямого президентского правления с одновременным роспуском парламента, о чем и поведал всему свету депутат Иона Андронов, получивший информацию по старым добрым чекистским каналам.

Чем так пугал Ельцина седьмой съезд? Ответ прост: 1 декабря истекал срок дополнительных полномочий, предоставленных ему еще пятым съездом. И со съезда номер семь президент рисковал уйти и без полномочий, и без верного ему кабинета. Сколь же ласкающе звучали для него сообщения о том, что "РЕ" и "ГС" о согласованной тактике не договорились и, на 99 процентов, так и не договорятся!..

Предсъездовская неделя стала для оппозиции неделей скорби и заупокойных пресс-конференций. Над гробом несбывшихся надежд произносились траурные речи. "Дальнейшее пребывание Гайдара у власти - это довершение экономической катастрофы в России, - говорил Сергей Бабурин. - Предотвратить ее, мы, кажется, уже не можем". "Страна вступает в полосу экономического хаоса, - вторил ему Николай Павлов. - Сохранение Гайдара во главе кабинета - выигрыш времени для завершения разграбления державы и передела собственности между узкой группой высокопоставленных "приватизаторов".

Да, уныние медленно, но верно овладевало оппозицией. В бой, казалось, уже никто не рвался.

Но именно в эти дни в стенах комнаты 6-67 родился заговор, которому суждено было в одночасье все переменить. Именно тогда Аксючиц и его ближайшие сопартийцы составили тот самый "список пятнадцати". На сложенном вчетверо сером бумажном листке были выведены имена тех, кто еще был способен воздействовать на ход событий.

И именно тогда к Владимиру Новикову в кабинет пришел мрачный усталый человек, имя которого за суматохой нынешних политических будней уже забыто, и сказал примерно так:

- Ты накаркал, что мы не договоримся? Так знай: мы договоримся, причем в твоем же кабинете! Давай ключи!

- Ни хрена вы не договоритесь, - сердито ответил ему депутат Новиков. - А ключей мне не жалко, только стаканы не побейте. Это - единственный в нашей истории диалог, за достоверность слов в котором за давностию времени трудно ручаться. Но смысл его передан точно, уж в этом будьте уверены.

В назначенный час в кабинете Новикова встретились лидеры всех основных оппозиционных партий и фракций: Виктор Аксючиц, Михаил Астафьев, Александр Владиславлев, Андрей Головин, Владимир Исаков, Геннадий Зюганов, Илья Константинов, Николай Куликов, Игорь Муравьев, Сергей Полозков, Иван Рыбкин, Николай Травкин, Валерий Хомяков и Михаил
Челноков. Имя пятнадцатого - того, кто приходил за ключами, - должно было бы стоять в этом алфавитном списке третьим, но оно, как мы уже сказали, нынче забыто. И мы не станем его вспоминать - по настоятельной просьбе заговорщика номер три.

Жюри присяжных

Обитель Новикова была выбрана, разумеется, отнюдь не в отместку добросердечному примирителю фракций. Тут играли роль совсем иные соображения. Ходили слухи, что новиковские двухкомнатные "апартаменты" (маленький кабинетик плюс зал для заседаний - мест на 20-25) высочайшим повелением сняты с прослушивания, ибо хозяин кабинета, сославшись на необходимость ведения приватных переговоров, пробил себе такую привилегию. (Правда, не было гарантии, что аппаратуру не подключат аккурат перед началом совещания. Но, забегая вперед, скажем, что за несколько часов до заседания в зал запустили работающих на оппозицию "технарей", и к приходу первых депутатов обезвреженные жучки уже лежали в углу возле пластиковой мусорной корзины). Учитывались и иные преимущества новиковской обители. Окна зала заседаний выходили во внутренний двор и под углом 90 градусов упирались в слепую несущую стену. Установить подслушивающие устройства на этой стене можно было лишь с помощью монтажной люльки, но в предсъездовские дни многие депутаты засиживались в парламенте ночами, и появление громоздкой и шумной машины во дворе не прошло бы незамеченным. В зале был телефонный
аппарат (через него тоже нетрудно слушать), но он легко отключался и выносился долой. Оставалось лишь одно уязвимое место - окно, с поверхности которого можно было считывать звук отраженным лазерным лучом. Но "технари" постарались и тут, и на правой кромке подоконника был установлен загадочный аппаратик размером с сигаретную коробку: он должен был заглушать основной звук различными беспорядочными шумами.

В эффективность произведенного ритуала никто из участников совещания все равно не верил. И правильно: стенограмма заседания легла на стол Коржакову меньше, чем через полчаса после его завершения.

Состав "суда присяжных" до последних часов оставался под вопросом. То, что Аркадия Вольского (находившегося тогда за границей) замещал едва ли менее влиятельный Владиславлев, мало кого смущало: Александр Павлович, как проверенный человек из промышленной политической элиты, возможно, даже больше устраивал заговорщиков. Но от участия Ивана Рыбкина зависело многое. А это участие не было подтверждено еще за два-три часа до начала заседания.

Читатель может задать правомерный вопрос: какой такой особенный пост занимал в ноябре 1992 года рядовой депутат Рыбкин? Ответ на сей вопрос поможет нам понять многое в той головокружительной карьере, которую сделает будущий спикер Думы и секретарь Совета безопасности в последующие годы.

Мало кто - даже из числа самых осведомленных специалистов - осознавал в то время, что на деле представляет из себя практически неизвестная Социалистическая партия трудящихся, одним из сопредседателей которой был Иван Рыбкин. В многочисленных политологических справочниках о СПТ говорилось скупо: "партия Роя Медведева", "объединение умеренных реформаторов из КПСС", "попытка создания лейбористского движения в России" и так далее. Все это было верно, но... На самом деле СПТ являлась могущественной ложей, объединившей многих значимых политиков страны. Членство в партии не только не рекламировалось, но скорее скрывалось. "Дедушка русского лейборизма" Рой Медведев был в СПТ фигурой
чисто декоративной: за его спиной стояли иные люди и иные средства. Членами партии были, к примеру, вице-спикер парламента Юрий Воронин, спикер Совета национальностей Рамазан Абдулатипов и его заместитель Виталий Сыроватко, практически все лидеры фракции "Коммунисты России", включая Геннадия Саенко или того же Рыбкина, бывший второй секретарь МГК КПСС Людмила Вартазарова, предводитель аграриев Михаил Лапшин, главный редактор еженедельника "Гласность" Юрий Изюмов, и еще десятки, десятки влиятельнейших федеральных и региональных лидеров. Организационные нити партии сходились в небольшом кабинете на третьем этаже Белого Дома, где - в роли советника при Президиуме Верховного Совета - сидел "кардинал СПТ", бывший первый секретарь Обнинского горкома КПСС Геннадий Скляр.

Реальная роль соцпартии не была известна практически никому. Между тем, практически все серьезные решения, выносимые затем на обсуждение парламента, а порой и Кремля, проходили предварительную обкатку на заседаниях верхушки СПТ.

Значимость сотрудничества со столь могущественным партнером первыми в оппозиции осознали в РХДД. После того, как в июле 1992 года один из руководителей партии провел переговоры со Скляром в ФРГ (пасторальные рейнские и рурские пейзажи располагали к взаимопониманию), между "вторыми эшелонами" социалистов и христианских демократов установилось не афишируемое, но прочное сотрудничество. Тесным контактам наверху мешала стойкая неприязнь философа и диссидента из Обнинска Глеба Анищенко - второго человека в РХДД - к своему вчерашнему гонителю.

Рыбкин не рвался на совещание. То ли пиджак оппозиционера уже жал в плечах, то ли сказывалось ревнивое отношение к Зюганову. И тогда один из секретарей РХДД обращается к Геннадию Скляру с просьбой об участии представителя СПТ в заговоре. И Скляр - за полчаса до заседания! - добивается согласия Ивана Рыбкина на участие в "жюри пятнадцати". Через несколько недель будущий спикер станет триумфатором: соцпартия выполнит все взятые на себя обязательства, ее позиция повлияет на результаты голосования среди коммунистов в большей степени, чем даже позиция Зюганова.

Но мы забежали чуть вперед. Вернемся же в кабинет Новикова.

Председательствовал на заседании - на правах главного организатора - Виктор Аксючиц. Фигура этого политика обросла таким количеством домыслов и мифов, что справедливость требует сказать о нем несколько слов.

Аксючиц родился в 1949 году в Белоруссии, в крестьянской семье. До службы в армии плохо владел русским языком. Служил в военно-морском флоте. Затем окончил философский факультет МГУ. Его труд "Метафизика зла у Достоевского" был крайне популярен в кругах гуманитарной интеллигенции. Под воздействием дяди - православного священника, занялся богословием, в 1979 году добровольно вышел из КПСС, куда вступил на флоте. Стал диссидентом. Его философские и публицистические статьи публиковались в западных журналах, передавались по "голосам". Вместе с Глебом Анищенко подпольно издавал антикоммунистический журнал "Выбор". Был лишен права работать по специальности, стал строителем-"шабашником". Подвергался многочисленным обыскам, допросам. В 1989 году основал РХДД. Через год был избран народным депутатом РСФСР по списку "Демократической России". На первом съезде был одним из двух депутатов (вместе с Олегом Румянцевым), выставивших на своих столиках бело-сине-красные флажки России. Поддерживал Ельцина, считался кандидатом на пост вице-премьера, курирующего вопросы информации, культуры и религии. Был одной из основных фигур в организации защиты Белого Дома во время путча-91. Его разногласия с Ельциным начались осенью того же года, когда Аксючиц резко выступил против развала союзного государства. Затем создал Российское народное собрание, объединив под его крышей почти всю некоммунистическую оппозицию, но за считанные полгода был сожран "коричневым" крылом и без боя отдал РНС Константинову, о чем впоследствии жалел. Защищал парламент в 1993 году, но после штурма мэрии и "Останкино" ушел из Белого Дома в знак протеста против насилия. В 1995 году баллотировался в Думу по списку блока Ст.Говорухина. Потом, казалось, исчез с политических подмостков, но с появлением в правительстве Бориса Немцова возродился, стал "правой рукой" первого вице-премьера, одной из основных фигур в комиссии по захоронению останков императорской фамилии, etc. По убеждениям - монархист, умеренный националист.

Итак, открыв заседание, Аксючиц предложил всем участникам вступить в свободную дискуссию. Поначалу разговор не клеился: заговорщики не спешили раскрывать карты. Холодок попытался растопить Николай Травкин. Загнув для образности несколько крепких фраз, он предложил перейти к делу и подумать над тем, как фракциям вести себя при обсуждении вопроса о доверии правительству. Но разговор упорно не шел.

Зюганов: "Я думаю, тут ответ однозначный - недоверие и отставка".

Владиславлев: "Гайдару или всему правительству?"

Зюганов: "Всему правительству".

Травкин: "Тут у "Гражданского союза" не совсем такая же позиция... Надо сначала выслушать президента. Во-первых, какие кадровые перестановки будут? Во-вторых, какая линия?"

Константинов: "Николай, какая может быть линия, если Гайдар останется? Это же несерьезный разговор".

Головин: (фракция "Смена" - "ГС"): "Нет, это как раз серьезный разговор. 26-го числа на сессии надо однозначно решать. Да, недоверие, понятно. Но будем ли требовать отставки? Я не уверен".

Челноков: "Не понимаю, как это можно совместить - недоверие выражаем, а отставки не требуем. Надо однозначно выступать за отставку".

Исаков: "Это понятно, но мы не в безвоздушном пространстве висим. Мы же будем работать по повестке, и там нам свяжут руки... Инициативу "ДемРоссии" по перевыборам парламента тоже надо обсудить и решить, как противодействовать. Сейчас надо идти по повестке, и, конкретно, по дополнительным полномочиям Ельцина, глав администраций..."

Травкин: "Мы как раз не против полномочий на местах. А отставка - это крайнее оружие".

Владиславлев: "Проще всего махнуть шашкой: в отставку! Да, у нас есть реальные кандидатуры. Но их задавят поодиночке".

Собрание забуксовало.

И в этот момент Аксючиц предпринял едва ли заранее продуманный, а скорее интуитивно найденный ход.

Аксючиц: "Господа! Минуточку внимания. Мы собрались здесь вопреки всем попыткам противопоставить нас друг другу. Если бы сейчас нас слышали наши оппоненты - они бы радовались тому, что мы с самого начала зациклились на разногласиях. Я предлагаю... и даже настаиваю на такой схеме работы: предлагается тема, потом - короткое обсуждение, и если нет единого мнения - сразу переходим к следующей. По принципу консенсуса. Вот мы говорили о персоналиях. Конкретно: вот имена - Бурбулис, Полторанин, Махарадзе, Козырев. Есть здесь кто-нибудь, кто против их безоговорочной отставки? Иначе мы утонем, простите, в болтовне. Мы пришли сюда делать наше дело".

Подобно Дону Корлеоне на знаменитом совещании глав кланов, Аксючиц нашел единственно точные слова - да, это наше дело, коза ностра, и никто за нас его не сделает.

В следующие два часа было решено почти все: отставка Гайдара, отставка поименованной выше четверки, отказ от продления особых полномочий президента. Была выработана согласованная тактика работы на съезде с ежедневными совещаниями координаторов и согласованная же повестка дня...

Оставался один вопрос, но зато какой! Вопрос о премьере.
И снова забуксовали. Скоков? Хижа? Яров? Шумейко?..
Двух последних кандидатов отмели сразу. По двум первым согласия достичь не могли. Было ясно: Скокова не пропустит "Гражданский Союз", на пути Хижи встанет "Российское единство". Тупик?

Сегодня даже по протоколу невозможно установить, кто первым произнес имя Виктора Черномырдина. Но, единожды вспорхнув, оно пошло гулять по умам и речам заговорщиков. Они и не думали ни о каком Черномырдине, когда шли сюда, в новиковский кабинет!..

Рыбкин: "А собственно, почему не Черномырдин? Он крепкий хозяйственник. Я не думаю, что он в восторге от всех этих гайдаровских экспериментов. Посмотрите, у нас по газу и электроэнергии претензий нет. Я бы поддержал эту кандидатуру, как возможную".

Травкин: "Если Ельцин ее предложит... А если будет рейтинговое голосование?"

Астафьев: "Никто не мешает нам разложить голоса с тем расчетом, чтобы кандидат Икс, которого мы считаем приемлемым, прошел и через рейтинговое голосование. Мы так спорим: Скоков, Хижа... Нам их еще не предложили, кстати сказать. Отводим Гайдара на рейтинговом, делаем первым кого-то... его Ельцин все равно не предложит... и с гарантией получаем в кандидаты второго по рейтингу".

Голоса: "Да, это разумно..."

Аксючиц: "Я могу так понимать, что мы вышли на договоренность? Это очень важный момент".

Голоса: "Да, да".

Аксючиц: "Мы, конечно, никак не можем закрепить эту договоренность. Только устно".

Голоса: "Этого достаточно".

Послесловие

Этого и впрямь было достаточно. Отдадим должное участникам совещания: они не нарушили своей договоренности.

Съезд был бурным. Ельцин требовал назначения Гайдара, он сулил золотые горы, он угрожал. По призыву президента его сторонники-депутаты покидали свои места в надежде на срыв кворума. Но соглашение, заключенное в кабинете Новикова, работало - основные политические силы, контролировавшие более двух третей депутатского корпуса, удержали и кворум. Съезд продолжился.

Потом случилась достопамятная драка... Потом, не выдержав напряжения, убежал из-за стола Президиума за кулисы Хасбулатов... А за стенами Кремля бушевали митинги, не прекращавшиеся даже ночью... Все бурлило. Лишь введенные в Москву солдаты спецчастей молча курили в промерзших автобусах, загнанных в боковые переулки, примыкающие к главным улицам и площадям...

Рейтинговое голосование принесло следующие результаты ("за - против - воздержались"):

Скоков: 637 - 254 - 25.

Черномырдин: 621 - 280 - 24.

Гайдар: 400 - 492 - 46.

Каданников: 399 - 470 - 33

Шумейко: 283 - 578 - 41.

И президент сдался. На утверждение была предложена кандидатура Виктора Черномырдина.

"Борис Николаевич приложил все усилия для того, чтобы никому не удалось свернуть курс на реформы, - сказал журналистам Сергей Филатов, назначенный вскоре главой президентской администрации. - И это удалось. Но остался открытым вопрос: как, с помощью каких механизмов работать с депутатским корпусом, который открыто занимает антипрезидентские позиции?"

Через одиннадцать месяцев эти механизмы были найдены. Танки.

Михаил Болотовский. Черный Октябрь.1993