Профессор СПбГУ, доктор исторических наук Никита Ломагин на протяжении десятилетий собирал в различных отечественных и зарубежных архивах уникальные факты о неизвестных страницах блокады Ленинграда. В результате родились книги "Ленинград в блокаде" и "Неизвестная блокада", ставшие основой для его докторской диссертации. По словам ученого, смысл этих работ был в том, чтобы раскрыть блок наиболее важных проблем, касающихся одной из самых страшных страниц второй мировой войны и мировой истории.

— Моими главными интересами была роль НКВД в обеспечении того, что Ленинград удалось отстоять, вся система политического контроля и, безусловно, изучение огромного количества спекуляций и мифов вокруг блокады. Меня интересовало, все ли Москва сделала для того, чтобы спасти город, кому принадлежала инициатива в постановке и решении актуальных для ленинградцев проблем и, конечно, третий комплекс вопросов: это настроения населения. Необходимо было понять, каким образом в условиях нечеловеческих страданий, которые выпали на долю ленинградцев, менялись они сами. Как изменились те, кому удалось выжить. Я опирался на материалы партийных архивов, многочисленные дневники, документы управления НКВД, включая данные военной цензуры как основы для изучения качественных изменений.

— Насколько можно доверять архивам НКВД того времени?

— Любой документ несет печать ведомств. Но задача историка — критически это оценить, ничего не брать на веру, проверять. Перлюстрация писем существовала давно, на ее основе еще в первую мировую войну все основные участники противоборства оценивали настроения армии и своего населения. И то, что делал НКВД, — это общая практика. В Ленинграде цензорами в ту пору работали главным образом девочки, призванные со студенческой скамьи, и сегодня мы видим, что многие выдержки в их отчетах — это слова, не вырванные из контекста, а отражавшие подлинные настроения горожан. На основе материалов цензуры очень редко возбуждались дела, поскольку поток писем даже в годы блокады был колоссальным. Люди знали, что письма их читают, но писали все равно. Во многих случаях, это были послания родным – письма-прощания. Поэтому, на мой взгляд, данные цензуры — это достаточно объективный источник.

Конечно, контроль был. В архивах сохранились свидетельства того, что в городе распространялись не только немецкие листовки (хотя большую их часть собирали и уничтожали органы НКВД и партаппарат), но и рукописные воззвания. Были даже отказы от продолжения работ из-за голода, разные преступления, связанные с голодом, а в декабре звучали отдельные призывы к демонстрациям. Материалы НКВД позволяют нам достаточно много узнать и о деятельности промышленности Ленинграда. Например, об известном "плане Д" — о том, как выводить из строя важнейшие предприятия города в случае его вынужденного оставления противнику. Или о деятельности экономического отдела, материалы которого достаточно ярко показывают злоупотребления и преступления в торговой сети Ленинграда.

— Насколько справились госструктуры со своими задачами?

— В целом в условиях войны функции власти перераспределились. Произошел сдвиг в сторону военных, которые играли ключевую роль. Фактически судьба города зависела от органов безопасности и от тыла, который должен был предоставить все необходимое для борьбы. Безусловно, органы НКВД справились со своей задачей. В Ленинграде не было ни одного серьезного саботажа, диверсии, несмотря на чрезвычайно активную деятельность немецкой разведки. Но надо говорить о том, насколько правильно были расставлены приоритеты. Особенность репрессивной системы состояла в том, что тогда ожидали роста пораженческих и прогерманских настроений, вредительства, саботажа, поэтому значительные ресурсы были сконцентрированы в секретно-политическом отделе и соответствующих подразделениях экономического отдела. Органы разведки и контрразведки были меньше. Конечно, многие сотрудники НКВД ушли на фронт.

— Экономический отдел должен был быть ключевым?

— То, какие потери понес Ленинград, связано отчасти и с огромным количеством злоупотреблений со стороны сотрудников всех звеньев, которые занимались доставкой, хранением и распределением продовольствия. В каждом звене было большое количество искушений, а лучшие силы милиции и НКВД были брошены на фронт. И этот участок оказался (по крайней мере до декабря 1941 — января 1942 года) второстепенным. Только после того, как встали заводы, в экономическом отделе активнее стали работать с торговой сетью. Но в штате управления этими проблемами занималось всего шесть сотрудников, и еще по одному в каждом райотделе. Материалы показывают, что везде, где бы ни копнули, — везде были нарушения.

— А как же пресловутый страх, когда за украденный колосок — лагеря?

— Изначально злоупотребления диктовались желанием обеспечить выживание собственной семьи. А потом, когда за преступлением не следовало наказания, аппетиты росли. Некоторые преступления были длительными, существовали организованные группы по фальшивому устройству на работу, разнообразные махинации с карточками, не говоря уже об обвесах… Управление НКВД докладывало Берии, что до марта 1942 года полного отоваривания карточек не было. Теперь известно уже, что даже мизерные нормы выдачи хлеба в ноябре 1941 года не всегда доходили до населения.

— Военные справились со своими задачами?

— Ленинград был сердцем военной промышленности, выпускавшим до войны многие современные виды оружия — танки, "Катюши". Даже первый беспилотник был сделан и испытан здесь в 1939 году его автором — инженером Никольским. Ленинград был не только символом большевизма, не только базой Балтийского флота, но и городом с колоссальным военно-техническим потенциалом. Это были очень серьезные ресурсы. Но ими надо было уметь воспользоваться! Последствия сталинских репрессий привели к тому, что при значительном военном потенциале мы этого сделать не смогли. До приезда в Ленинград Георгия Жукова были серьезные проблемы с управлением войсками, с координацией между разными властными институтами. Да, он использовал драконовские методы. Именно Жуков под Ленинградом впервые издал приказ "Ни шагу назад!". После отъезда в Москву он оставил после себя людей, которые с поставленными задачами не справились. Жуков просил Бориса Шапошникова дать ему хорошего начальника штаба, но Москва, пообещав подумать, так никого и не дала.

Военная разведка работала осенью не очень эффективно, поэтому воевали почти вслепую. Немцы маневрировали, а мы узнавали об этом с недельным опозданием. Это очень важно! Потому что война — это не только столкновение промышленных потенциалов, количества военной техники и так далее, это столкновение умений, навыков, опыта офицеров, а их у Красной Армии из-за репрессий было недостаточно. В итоге немцы смогли укрепиться вокруг Ленинграда. Еще во время войны в своих донесениях они описывали как успех то, что им так долго удалось удерживать полумиллионную советскую группировку.

— Почему фактически провалилась эвакуация мирных жителей?

— В любой стране на случай войны существует мобилизационное планирование. Ленинград не был исключением, и эвакуировать население города в случае войны, конечно же, предполагалось. Но наше мобилизационное планирование исходило из того, что мы будем бить врага на его территории. Предполагалось, что места эвакуации к юго-западу от города будут безопасны, а они оказались опасными. Вывозить детей стали, по сути, навстречу врагу. Немцы бомбили эшелоны. Пошли слухи, матери об этом узнали и бросились за детьми. Возникло недоверие. И решили: лучше мы будем за стенами города, и дети будут с нами.

— Какие на ваш взгляд как историка существуют наиболее опасные мифы о блокаде?

— В первую очередь мы должны правильно расставить акценты. Блокада — это политика немецкого геноцида, сознательное умерщвление нашего города. Военная стратегия Германии не давала никаких шансов на сдачу города. Был миф о том, что город надо было сдать, и он бы выжил, как Париж. Нет, ни малейшего шанса у ленинградцев на выживание не было. Немецкие историки, надо отдать им должное, уже опубликовали множество документов о преступных планах вермахта, прежде всего уровня высшего командования и группы армий "Север", в отношении Ленинграда. Я во Фрайбурге обнаружил приказ по 1-й немецкой дивизии, в котором написано, что в случае любых попыток прорыва голодного населения из города открывать огонь независимо от того, идет речь о детях, стариках или женщинах. Немцы для себя приняли решение. У них не было возможности кормить такой большой город. И миф о том, что был некий третий путь… Не было его, этого пути.

Еще один аспект, крайне важный — медицинские последствия блокады. У нас, к сожалению, память ограничивается тем, какие колоссальные жертвы принес Ленинград на алтарь общей победы. Но что произошло с блокадниками и их потомками? Блокада — это не просто узкий ленинградский феномен. Проблема в том, что для тех, кто родился в блокадном Ленинграде, последствия блокады оказались огромными. Энтузиасты — например, Георгий Иванович Багров — установили, что последствия голода продолжают оказывать влияние на людей и через поколения. Это не только психологическая травма, но и отложенные проблемы для здоровья. Мы до сих пор этим серьезно не занимались. Багров куда только не писал, чтобы привлечь внимание к малышам Ленинграда! Но не дождался...

— Существует ли на самом деле пресловутое немецкое покаяние?

— Оно, безусловно, существует, но есть и некий миф о том, что немцы были наказаны за блокаду. На Нюрнбергском процессе командующий армией "Север" фон Лейб не был ведь наказан за то, что его армия, по сути, лишила жизни здесь почти миллион человек. Его наказали за то, что он не противодействовал расстрелу психически больных в одной из больниц под Ленинградом. Он получил за это 4 года. Адвокаты смогли доказать его невиновность, потому что голод как средство ведения войны тогда не был запрещен.

Страдания ленинградцев привели к тому, что мировое сообщество приняло два чрезвычайно важных решения для международного гуманитарного права. Первое — это конвенция, запрещающая геноцид, то есть сознательное уничтожение людей по признакам расы, пола, религиозных или политических убеждений, и вторая — запрещение голода как средства ведения войны. Эти нормы права используются и сейчас. Но наш бывший противник на блокаду Ленинграда не обращает особенного внимания. Политики в Германии думают прежде всего о тех, кого ссылали на принудительные работы, в лагеря, каются за Холокост… Это, безусловно, правильно. Но для обыденного немецкого сознания блокада Ленинграда как бы не существует. Ну да, воевали — для них это обычная страница истории. За исключением монографии Йорга Ганценмюллера о стратегии вермахта в отношении Ленинграда и сборника "Преступления вермахта", нет, пожалуй, ничего, где бы ставилась проблема покаяния. Остальное — это попытка либо забыть, либо разделить ответственность. К сожалению, и мы сами не делаем того, что следовало бы делать в отношении блокадников и их потомков.

— В мировой истории есть события, аналогичные блокаде Ленинграда?

— Нет, это уникальное событие. Это чудовищный голод, уничтоживший сотни тысяч женщин, детей, квалифицированных рабочих, инженеров, работников науки. До войны Ленинград был одним из крупнейших городов мира с почти абсолютной грамотностью населения, с 10-процентным сосредоточением советской промышленности, один из крупнейших культурных центров. И что случилось к концу войны — полная провинциализация города. Город стал другим. После войны в полной мере проявились проблемы с инженерами, квалифицированными рабочими, они умерли в блокаду или погибли на фронте. Какая-то часть элиты уехала в Москву, в другие города. Многие не смогли вернуться из эвакуации… Годы ушли на его восстановление, после "ленинградского дела" город и вовсе оказался в опале. Это все было. Мы должны выйти за рамки представления о блокаде как о 900 днях. Это более значимый феномен и для нашей, и для всемирной истории.