В Тамбове Владимир Путин встретился с региональными журналистами. И, отвечая на вопрос собственного корреспондента "Известий", впервые с момента начала иракской войны предельно четко обозначил позицию России: "По политическим и экономическим соображениям Россия не заинтересована в поражении Соединенных Штатов. Мы заинтересованы в том, чтобы перенести решение этой проблемы на площадку ООН".

Формула, предложенная Путиным, предельно прагматична. Она позволяет России, возражавшей против начала военной операции, сохранить политическое лицо и одновременно оставляет плацдарм для отстаивания собственных геополитических и финансовых интересов в послевоенном Ираке.

До тамбовской встречи у многих наблюдателей сохранялось смутное ощущение, что Россия не определилась, что она упускает тот великолепный шанс заново состояться в качестве самостоятельного игрока на международной сцене, который представился ей после того, как Путин 11 сентября жестко присоединился к антитеррористическому фронту. Сначала министр иностранных дел Игорь Иванов продемонстрировал чудеса уворотливости, уклоняясь от ясного изложения российской позиции; затем он перестал появляться в итоговых телевизионных программах, хотя, по нашей информации, его последовательно приглашали все каналы.

И вот - выбор сделан. Вопреки молчаливому большинству, зато в соответствии с интересами страны. Россия не встает на сторону Ирака, как бы того ни хотели наши военные и политические элиты. Она не поддерживает идею превентивной войны, как бы того ни хотели американцы и англичане. Она просто выбирает меньшее из зол и настаивает на возвращении процесса принятия международных решений в правовые рамки ООН. Это позиция тактическая и стратегическая одновременно, она действительно позволяет сохранять верность заявленным идеалам и учитывать текущие интересы.

Экономические интересы России в самом Ираке вполне поддаются арифметическому подсчету. Общая сумма российских нефтяных контрактов с режимом Саддама Хусейна - порядка $30 миллиардов. Около $8 миллиардов - долг Ирака перед Россией. Их мы не получим при любом раскладе. На программе ООН "Нефть в обмен на продовольствие" для Ирака Россия зарабатывала, по разным оценкам, $1-2 миллиарда в год. Администрация Буша не скрывает, что в послесаддамовском Ираке хотела бы некоторое время контролировать всю добычу и продажу нефти. По некоторым сведениям, американцы даже уже подыскали кандидатуру управляющего всей послевоенной иракской нефтедобычей - это бывший глава голландско-британского концерна Royal Dutch/Shell. А это означает, что судьба всех существующих нефтяных контрактов России зависит от США. Вряд ли американцы уступят право главного распределителя "подрядов" на восстановление Ирака той же ООН. Поэтому России нет резона радикально ссориться с Америкой, рискуя потерять в Ираке всё.

Если даже чисто теоретически предположить, что союзники проигрывают войну, Саддам не сможет выполнить условия нефтяных контрактов с Россией - хотя бы потому, что тогда все равно будут действовать международные санкции против Багдада. Которые фактически блокируют разработку новых нефтяных месторождений. А это есть предмет договора российских компаний с Ираком.

Таким образом, не говоря уже о важности собственно российско-американских торгово-экономических отношений, единственный вариант, при котором Россия может рассчитывать на присутствие в иракском топливно-энергетическом комплексе, - это победа США. А единственный вариант, при котором она может претендовать на сохранение и усиление своей новой роли в мире, - это демонстрация верности заявленным принципам при учете меняющихся обстоятельств.