Мемуары "пулководца"

Петербургский аэропорт «Пулково» отмечает в этом году свое 80-летие. Полвека проработал в нем Борис Демченко. Причем 17 лет — в самое трудное и переломное время, с 1987 по 2004 годы, — он это авиапредприятие возглавлял. При Демченко в структуру «Пулково» входили и аэропорт, и авиакомпания со своими самолетами, и еще много служб. И даже авиагородок с 20 тысячами жителей тоже был на балансе «Пулково». Подчиняясь только министру в Москве и имея независимый, суровый характер, Демченко позволял себе ослушиваться, а то и ставить на место руководителей Санкт-Петербурга.

Он уверенно провел «Пулково» через лихие 90-е годы, построил в аэропорту новый современный грузовой терминал, не давал большую, сильную компанию делить и дробить. Демченко обеспечил бесперебойную работу аэропорта во время празднования 300-летия Петербурга, встретив и отправив 60 лидеров разных стран. За это получил орден и вскоре ушел. Ему исполнилось 70 лет, и по Закону о госпредприятиях продлить срок его полномочий мог только президент своим указом. И тот давал согласие, но Демченко сказал сам себе: «Хватит!» Он стал последним генеральным директором «Пулково». После него на этой должности сменились 6 директоров, но все они были с приставкой «и.о.», а потом авиапредприятие и вовсе раздробилось на части.

...Прямо над дачей Демченко сегодня заходят на разворот самолеты, гул которых напоминает Борису Григорьевичу о деле всей жизни. Накануне юбилея аэропорта он рассказал «МК» несколько малоизвестных историй из отдаленного и недавнего прошлого «Пулково», да и всей страны.

•••

— В 1966 году совершал поездку по СССР президент Франции Шарль де Голль. Он вылетел в Ленинград из Новосибирска. Но в расчетное время к нам так и не прибыл. Самолет сопровождения сел, а Де Голля все нет. Пропал! Все шепчутся. Волнуются. Никто ничего не понимает. Он появился только спустя полтора часа. Оказывается, вылетев из Новосибирска, самолет тайно сел на Байконуре. Де Голлю там показали запуск баллистической ракеты, и он полетел дальше. Никаких официальных сообщений об этом не было.

•••

— В 1972 году в Ленинград прилетал Никсон. Это был первый в истории визит в наш город президента США. На меня, в то время заместителя главного инженера авиационно-технической базы, возложили ответственность за организацию его встречи на «перроне» аэропорта. Полмесяца строили разные «потемкинские деревни». На летном поле была рассредоточена, наверное, целая дивизия. В кустах и деревьях разместили зенитки и пулеметы, от полевых кухонь аэродром был в дыму. По периметру всей территории, вдоль полосы и рулежных дорожек выстроились цепи солдат с винтовками. А вокруг стоянки, на которую должен был зарулить самолет Никсона, они стояли еще плотнее — локоть к локтю. Едва Никсон сошел по трапу, его сразу окружили живым щитом. Все прошло безукоризненно, и нас даже хотели представить к орденам. Но передумали. Потому что в Киеве, куда Никсон полетел потом, случился казус. У его самолета не запустился двигатель — Никсона попросили перейти на другой борт. А поскольку весь провиант был в одном экземпляре, контейнеры с продуктами начали срочно перетаскивать. Один из них раскрылся, и из него по всей стоянке раскатились апельсины. Их бросились собирать и хотели уже нести Никсону, но потом сообразили, что как-то неудобно предлагать президенту США апельсины, валявшиеся на асфальте...

•••

— С Ельциным первый раз я встретился весной 1990 года. Он, будучи еще председателем Верховного Совета России, возвращался из Испании. Его самолет там совершил жесткую посадку, сообщалось, что Ельцин получил травму позвоночника. Я на всякий случай подал к трапу санитарный «рафик» с носилками, но Ельцин его проигнорировал — сел с пассажирами в общий автобус. Встречаю его. Предлагаю выпить по чашке кофе. А в зале прилета уже куча народу: корреспонденты, демократы... Поднимаемся к депутатскому залу. Ельцин, увидев вывеску: «Зал для депутатов Верховного Совета СССР и союзных республик», строго спрашивает при всех: «Куда ты меня привел?» И демонстративно в зал не зашел. Велел сразу вести его к машине...

Тогда Ельцин создавал себе имидж борца с привилегиями, поэтому и устраивал такие спектакли. Но уже меньше чем через год в «Пулково» предстал совсем другой Ельцин. Зимой 91-го он отправился в Таллин — поддержать эстонских националистов в пику руководству СССР. А когда собирался возвращаться в Москву, ему передали, что в Таллинском аэропорту готовится теракт. Тогда Ельцин развернул свой кортеж и поехал со свитой на машинах до Ленинграда.

— В 4 утра раздается звонок: «Ельцин едет в „Пулково“, откуда должен вылететь на Москву». Я — в машину и в аэропорт. Приезжаю, а все холодильники в ресторанах закрыты. Кроме одного, в котором только докторская колбаса. И тут как раз подъезжают три «Волги».

Обращаюсь к Ельцину: «В этот-то раз кофейку попьете?» Он: «А у тебя что, кроме кофе, ничего нету?» Снова идем в депутатский зал. Он уже не возмущается и вопросов насчет вывески не задает. Садимся за стол. Мы с Ельциным с краю друг против друга. Все остальные — подальше, три ближайших к нам стула никто не занимает — наверное, был у них такой особенный этикет. Коржаков порубал колбасу на толстые кривые шматки. Я достаю бутылку коньяка и высокие 250-граммовые фужеры с белой серебряной каемочкой. Наливаю Ельцину треть фужера. Молчит. Наливаю полфужера. Молчит. И тогда я лью ему и себе уже под самую каемочку. В этот момент он вдруг меня спрашивает: «Как у тебя моральный климат в коллективе?» Отвечаю: «Борис Николаевич, за вас здесь все пойдут в бой. И моральный климат у нас отличный: никаких забастовок, никаких высказываний». Он мне: «Молодец. Ты хороший мужик!» Берет фужер. И мы с ним по 250 граммов коньяка за один раз выпиваем. Он снова спрашивает: «А у тебя что, больше нету?» А чего нету, пойди догадайся.

Мне на всякий случай подают еще бутылку, а официанты заносят наконец два больших блюда, на них чего только нет — семга, осетрина, икра красная, икра черная: это начальник нашего отделения милиции, Герой Советского Союза Михаил Исаков фомкой сумел-таки открыть холодильники в ресторане.

Ельцин наложил себе на тарелку всего. Мы с ним по второму фужеру коньяка выпили. Он снова меня спрашивает: «Как у тебя моральный климат?» И так несколько раз. Мы часа два сидели в то утро, но он снова и снова задавал мне только один этот вопрос — про моральный климат. Кстати, все остальные коньяк не пили — только чай.

В 7.05 открывается дверь, и заходит Собчак. Ельцин с большим неудовольствием посмотрел на него — дескать, помешал завтракать. К тому же Собчак, как известно, не пил Я ему сразу место освободил. Сказал: «Борис Николаевич, пойду проверю подготовку вашего самолета к вылету». Ельцин: «Молодец, правильно. Иди. Но только все внимательно посмотри».

Ради того, чтобы Ельцина с помощниками отправить в Москву, пришлось объясняться с пассажирами, пересаживать их из первого салона самолета во второй. Снимать с рейса никого не понадобилось. К счастью, на борту среди пассажиров оказались члены двух пулковских экипажей, направлявшихся на стажировку в Москву. Их-то с самолета и ссадили.

•••

В 1997 году бывший мэр Собчак скоропостижно, чуть ли не с операционного стола улетел за границу, спасаясь от ареста. До сих пор нет полной ясности, как ему это удалось. Борис Демченко приоткрыл и эту тайну.

— «Пулково» к этому имеет опосредованное отношение. В городе есть такая 122-я медсанчасть, которая в то время обслуживала космонавтов и атомщиков. У меня был заключен с ее руководителем Накатисом и согласован с таможней, ФСБ и пограничниками договор на случай разных экстренных вылетов. На спецстоянке стоял маленький самолет, а у нас был записан номер одного единственного медицинского микроавтобуса, который имел право срочно, не проходя пограничный или таможенный контроль, доставлять из 122-й санчасти больного к этому самолету.

Собчаком тогда приехала заниматься следственная бригада из Москвы. А он с инфарктом слег в Военно-медицинскую академию (ВМА). Кстати, позднее ни Накатис, ни начальник ВМА Шевченко, будущий министр здравоохранения, на прямой вопрос, был ли на самом деле у Собчака инфаркт, мне так ничего и не ответили.

В то утро, когда следователи уже хотели забирать Собчака из палаты, его секретно доставили в 122-ю медсанчасть, посадили в ту самую, единственную на весь город машину, имевшую право свободного въезда на летное поле, и под видом экстренного больного вывезли в Финляндию. Ну а поскольку и ФСБ, и таможня, и пограничники, которые в свое время согласовали проезд этой машины, оказались невольно в деле замазаны, вопрос о наказании виновных особо и не поднимался.

•••

— В 90-е годы в «Пулково» работы почти не стало. У меня тогда самая главная проблема была — где найти деньги на зарплату сотрудникам. И мы открыли рейс Петербург—Нью-Йорк, который нас кормил. Дважды в неделю туда и обратно самолет был забит. Люди летали в Америку за аппаратурой — накупали себе видики и телевизоры. Тогда у нас эта техника была на вес золота!

Благодаря ей я себе, кстати, дачу построил. В Ирландии купил маленький телевизор «Фунай». Помню, раскрыл дома коробку, любуюсь — он красивый такой. Не хотелось с ним расставаться. Но, поскольку денег особо не было, пришлось продать этот «Фунай» дальнобойщикам (они в то время все богатые были) за 12 тысяч рублей. На эти деньги я купил себе 97 кубов бруса. А потом у меня появился еще видеомагнитофон, который я продал за 7 тысяч, и я нанял бригаду. Сейчас в это трудно поверить, но на те телевизор и видик я себе построил двухэтажный дом!

Кроме того, наши «Ил-86» начали летать на внутренних линиях Китая, а также в Турции, Югославии, Анголе, Чаде, Мали. Там мы зарабатывали больше половины того, что получали в России. За два года сделали больше 20 миллионов долларов — по тем временам громадные деньги. В результате «Пулково» было единственным предприятием в городе, которое ни разу не задержало ни аванс, ни получку. По уровню зарплаты мы входили в тройку лучших предприятий города, и один из губернаторов, помню, мне даже выговаривал: «Ты не очень-то загоняй зарплату».

•••

Не обошла в 90-е годы «Пулково» и еще одна «примета времени» — бандиты.

— Не могу сказать, что на меня наезжали, ведь в «Пулково» были и своя милиция, и свой КГБ. Но по мелочи кое-что отнять все же пытались.

Однажды приехали на БМП (боевая машина пехоты. — Ред.) человек 20 автоматчиков. Заняли вход, весь второй этаж и завалились ко мне. Я с их старшим разговаривал час. Вроде убедил в своей правоте, и он попросил: «Борис Григорьевич, давайте я к вам приеду с тем, кто нам выдал насчет вас неправильную информацию?»

Привезли этого директора (он раньше уже пару раз у меня был, пытался решить в свою пользу вопрос базирования самолетов «Ил-86», ну и в итоге прислал рэкетиров). Начали выяснять отношения. В общем, отбился я. Главный рэкетир дает мне визитку: «Если кто-то еще будет наезжать, звоните мне».

Потом эта публика часто на меня выходила — просили, чтобы я предоставил им для вылета депутатский зал. А мне что? Все равно в этот зал уже официально за 100–150 долларов любого пассажира пускали. А с этих я по полторы тысячи брал (им сколько скажешь, столько и заплатят), только условие ставил — чтобы после них в зале чисто было. Улетят, потом звонят, зовут на разные свои вечеринки. Приходилось как-то от встреч с такими людьми уклоняться. Так они сами ко мне приходили... вместе с вице-губернаторами.

•••

Много Демченко доводилось контактировать и с Владимиром Путиным. Еще с тех времен, когда тот был первым замом у Собчака.

— Первых замов у Собчака было трое. Кроме Путина еще Кудрин и Яковлев. И уже тогда можно было определить авторитет каждого. Приходишь в приемную к Яковлеву (курировал дорожное хозяйство) — там один-два человека. У Кудрина (занимался финансами) — вообще никого. Заходишь к Путину (отвечал за внешние связи) — 10–15 человек, приемная забита. То ли тогда международных дел было больше чем нужно, то ли к Путину так сильно люди тянулись. Ответа на этот вопрос у меня нет до сих пор.

МК , 20.07.2012

| | Поделиться