" Сегодня уже никого не удивишь публикациями о преемниках Ельцина и возможных наследниках Путина. Но мало кто знает, что на заседаниях Политбюро времен Иосифа Сталина тоже обсуждались подобные вопросы. Более того — уже было и пришествие “питерских” в Москву, и говорили о том, чтобы перенести столицу обратно на берега Невы...
Фамилия сталинского преемника — по статистике, самая распространенная в России. Кузнецов.
В этом году исполнилось сто лет со дня его рождения. Он руководил блокадным Ленинградом. Но самым звездным часом в его головокружительной карьере стало заседание Политбюро в 1947-м. Тогда Сталин обмолвился: “Время идет, мы стареем. На своем месте вижу Алексея Кузнецова...”
А последним днем в его жизни стало 1 октября 1950-го, когда он умер от выстрела в затылок.

— Когда я увидел последнее фото отца, которое хранилось в материалах уголовного дела, я его не смог узнать, — говорит сын Алексея Кузнецова Валерий. — Со снимка на меня смотрел сломленный, истерзанный, измученный человек. Судя по этой фотографии, папу пытали. Жестоко. Это фото я переснял и не могу, понимаете, не могу показать своей старшей сестре Галине...
Из почти тысячи протоколов допросов Валерию Алексеевичу врезался в память эпизод, который повторялся раз за разом. Следователь обращается к Кузнецову: “Ты враг народа? Ты предатель? Ты изменник? Ты ждал смерти Сталина?!” И Алексей Александрович вторит: “Да, да, да...”
Доступ к этим страшным документам семья Кузнецовых получила лишь в январе этого года...

Коробочка в подарок

Образ политического деятеля времен Иосифа Сталина вряд ли может быть изваян только из белого мрамора. Но память родных сохранила, конечно, только самые светлые черты.
— Папа родом из Новгородской губернии. Там он организовал первую комсомольскую ячейку и стал лидером комсомольского движения, — вспоминает Валерий Кузнецов. — В начале 30-х его заметил Киров. Пригласил на работу в Ленинград. В 1938-м отца уже назначили вторым секретарем обкома и горкома. Первым был Андрей Александрович Жданов.
Фактически первым человеком в городе Алексей Кузнецов стал в первые дни войны. Тогда Жданов отдыхал в Сочи, и принимать жизненно важные решения пришлось именно Алексею Александровичу.
— Все нити организации обороны города, строительства укреплений, обеспечение продовольствием сводились к отцу, — рассказывает Валерий Алексеевич. — Жданов был не против подобного порядка дел. Его не смущало то, что папа был ниже его по статусу.
Мало того, Жданов и от Сталина не скрывал, что городом руководит Кузнецов. Он признал, что физически не переносит звуков взрывающихся бомб и свиста снарядов. Поэтому почти все время проводит в бомбоубежище. Сталин тогда спросил: “А кто же занимается делами на верху?” Жданов ответил: “Кузнецов”.
— Много лет спустя нам рассказали интересную историю, — вспоминает Валерий Алексеевич. — Была глубокая осень 1941-го. Сталин в присутствии членов Государственного комитета обороны взял лист бумаги и от руки (что было большой редкостью, ведь он всегда пользовался услугами секретарей) написал: “Алексей, вся надежда на тебя. Родина тебя не забудет”. А еще решил сделать подарок — на коробке папирос “Герцеговина Флор” вывел красным карандашом: “Сталин”. Вызвал к себе Меркулова — народного комиссара внутренних дел — и дал поручение срочно вылететь в осажденный Ленинград, передать письмо и коробку сигарет лично Кузнецову.
До конца своих дней Алексей Александрович бережно хранил дома коробку “Герцеговины Флор”. А письмо запер на работе в сейфе...


Спецпаек из Смольного

— Получается, именно ваш отец руководил блокадным Ленинградом?
— Верно. Он занимался организацией оборонительных рубежей, формированием партизанских отрядов, работой с политуправлениями фронтовых частей, организацией производства. Отец изобрел новую технологию выпечки хлеба — когда в муку добавляли витамины. Я помню, как летом на клумбах и в палисадниках Ленинграда сажали картошку, морковь, зелень. Это тоже по распоряжению папы. Город ведь нужно было спасать от голода.
— Во время блокады дети второго секретаря горкома, наверное, были в безопасном месте?
— Несмотря на то что мне было лет пять-шесть, отец посчитал нужным меня оставить в осажденном городе. А двух моих сестричек и маму переправили в эвакуацию в Челябинск.
— А почему вас оставили в Ленинграде?
— Папа рассуждал так. Если простые жители Ленинграда увидят, что Кузнецов оставил маленького сына в городе, то, уж наверное, решат, что не все так плохо в Ленинграде, город можно отстоять.
Я жил в Смольном. Там был кабинет папы и примыкающая к нему комната отдыха. Спал на диване. А когда отец выезжал на завод или на фронт, брал меня с собой. И на трибуне, когда папа произносил речь, я стоял рядом с ним, держась за его руку.
На фронте мы с ним жили в блиндаже. Знаете, мне ведь даже военную форму сшили. Портнихи взяли форму самого щупленького солдатика и подогнали под мой размер. И даже каску выделили. Так что на фронте, будучи пятилетним мальчиком, я тоже был при полном военном обмундировании.
Я очень хорошо помню, как папа быстрым шагом проходил мимо выстроенных частей. Я не успевал за ним, семенил. Но за ним не поспевали и генералы. Они-то все были с солидным брюшком.
— Это они в спецстоловой Смольного брюшко наели?..
— Уж там-то было невозможно брюшко наесть. Я обедал в той столовой и хорошо помню, как там кормили. На первое полагались постные, жиденькие щи. На второе — гречневая или пшенная каша да еще тушенка. Но настоящим лакомством был кисель. Когда же мы с папой выезжали на фронт, то нам выделяли армейский паек. Он почти не отличался от рациона в Смольном. Та же тушенка, та же каша.
— Писали, что в то время, как горожане голодали, из квартиры Кузнецовых на Кронверкской улице пахло пирожками, а Жданову на самолете доставлялись фрукты...
— Как мы питались, я уже вам рассказал. А на Кронверкскую улицу за все время блокады мы приезжали с папой всего-то пару раз. Чтобы взять деревянные детские игрушки, ими растопить печку и хоть как-то согреться, и забрать детские вещи. А насчет пирожков... Наверное, достаточно будет сказать, что у меня, как и у прочих жителей города, была зафиксирована дистрофия.
Жданов... Понимаете, меня папа часто брал с собой в дом Жданова, на Каменный остров. И если бы у него были фрукты или конфетки, он бы наверняка уж меня угостил. Но такого я не припомню.
— Каким вы помните блокадный Ленинград?
— Представляете, вот уже столько лет прошло, а я до сих пор отчетливо помню растянутые над Смольным, Казанским и Исаакиевским соборами маскировочные сети. Как глубоко-глубоко в землю закапывали памятники Екатерине и Петру. И вой сирен, оповещающих о воздушной тревоге. Конечно, мрачные, безлюдные улицы. Ведь тысячи людей выехали в эвакуацию по Дороге жизни.
— Ее тоже ваш отец придумал?
— Конечно. Я даже ездил с ним на Ладогу, когда там только проводились подготовительные работы.
Ледовая дорога была жизненно необходима. Весной и летом караванами транспортных судов в город привозили продовольствие. Но зимой это можно было делать только двумя способами. На самолетах — но это дорого и из-за постоянных обстрелов почти невозможно. Оставался один путь: по льду.
Помню, приехали мы с папой на Ладогу. Знаете, сперва лед от снега расчищали специальными машинами — грейдерами. После застилали это пространство соломой. А полыньи прикрывали досками. Меня же там чуть было по ошибке в эвакуацию с другими детьми не отправили. Стояли машины с ребятишками, которых должны были вывезти по льду из города. Папины адъютанты выпустили меня из виду, и какой-то дядька решил, что я просто вылез из машины. Так он меня за шиворот — и в машину. Слава богу, адъютанты вовремя опомнились и отыскали меня.

“Лаврентий, пошли в баню!”

После долгожданной Победы Алексей Кузнецов переехал в столицу: его избрали секретарем ЦК ВКП(б), членом Оргбюро ЦК.
— Отец не хотел покидать Ленинград, — вспоминает Валерий Алексеевич. — Но пришлось.
Историки полагают, что в 1946-м, когда Жданов уже был вторым руководителем страны, начался период острой внутрипартийной борьбы, итогом которой стало “ленинградское дело”. Исследователи считают: Жданов, перебравшись в столицу, задумал перевезти “ленинградскую команду” поближе к Кремлю. Окружить себя надежными людьми и таким образом подготовить почву для собственного назначения на пост генсека после смерти Сталина.
Тогда за два года из Ленинграда на руководящую работу в Москву и для руководства другими областями отправилось более 800 человек — настоящее пришествие “питерских”!
Между тем жена и дети Кузнецова, ничего не зная о высоких политических интригах, наслаждались столичной жизнью. В Москве семье секретаря ЦК выделили квартиру в девять комнат на улице Грановского и просторную дачу в Заречье.
— Помню, зимой мы всей семьей катались на коньках, — вспоминает дочь Кузнецова Галина Алексеевна. — Детских коньков в ту пору не было. Так мы сперва надевали носочки, потом валенки и после — коньки. В хоккей гоняли. Только вместо шайбы использовали теннисный мячик.
Особенно трогательно в семье Кузнецовых отмечали дни рождения.
— Утром на высокий деревянный столик каждый член семьи ставил свой подарочек имениннику и наверх помещал открытку с пожеланием, — продолжает Галина Алексеевна. — У меня до сих пор остались некоторые подарки той поры. Маленькая расписная шкатулочка, почти игрушечная вазочка. Да, до сих пор храню подарок папы — грандиозный карандаш. Он такой длинный, сантиметров тридцать будет...
В спальне, на тумбочке у кровати, стоял телефон правительственной связи.
— Я частенько приходил рано утром в эту комнату, забирался к папе на кровать, будил его, — вспоминает Валерий Алексеевич. — А еще любил похулиганить. Снимал телефонную трубку и кричал туда: “Лаврентий, пошли в баню!” Папа хохотал до слез. Представляете? Меня, конечно, не соединяли с Берией, но телефонистка вторила в трубку: “Вам кого?” Берии сообщили о моем хулиганстве, и он как-то дал знать отцу о моих проделках.

Свадьба со слезами

После того как в 1947-м Сталин назвал Кузнецова своим преемником на посту Генерального секретаря ЦК и поручил ему кураторство над органами госбезопасности, Алексей Александрович нажил двух страшных врагов — Берию и Маленкова. Ведь раньше вопросами безопасности занимался Берия, а кадрами — Маленков. “Обиженные” члены Политбюро вовсе не собирались сидеть сложа руки...
Дуэт Берия—Маленков умело разжег гнев Сталина против группы “ленинградцев”. В начале 1948 года в ЦК поступили сообщения: дескать, граждане узнали о денежной реформе заранее и успели вложить деньги на подставных лиц в сберкассы. Денежную реформу проводил член “питерской команды” Вознесенский...
“Ленинградцы” решили провести в Северной Пальмире Всероссийскую ярмарку. Но на нее съехались и представители союзных республик. Разрешения в ЦК организаторы не получили. И это была лишь малая толика доносов.
А в августе 48-го года умер глава “ленинградской группы” — Жданов. Историки до сих пор эту смерть называют загадочной.
...15 февраля 1949 года Алексей Александрович, как обычно, рано утром приехал к себе на работу. Он зашел в кабинет, сел за стол и увидел постановление ЦК о снятии его со всех должностей за “антиправительственную деятельность”. Фактически это был смертный приговор.
— На этот день была назначена наша свадьба с Аллой (старшая дочь Кузнецова), — рассказывает Серго Анастасович Микоян. — На даче Кузнецовых собрались родственники, приехал и Алексей Александрович. И никто не знал, что его сняли. Я поражаюсь его мужеству, он нашел в себе силы веселиться, произносить тосты за счастье молодых...
После этого Кузнецова отправили... учиться — в Перхушково, в филиал Военно-политической академии имени Ленина.
— 13 августа папа сказал нам: “Вот вам денежка, сбегайте в Военторг купите мороженое. — вспоминает Галина Кузнецова — Только без меня не кушайте. Дождитесь”. Ушел. Валерка с мамой еще успели помахать ему рукой в окошко... Мы ждали его. Час, два, три...
А в семь вечера, еще светло было, в квартире раздался звонок. В прихожую вошли четверо мужчин в темных костюмах и шляпах с большими полями. Люди в штатском искали то самое письмо, которое Сталин передал Кузнецову в осажденный Ленинград и в котором значилось: “Родина тебя не забудет”. Так и не нашли. Исчезло — словно испарилось...
— Во время ареста Кузнецова мы с Аллой отдыхали в Сочи, — вспоминает Серго Анастасович Микоян. — Когда вернулись, отец позвал меня к себе в комнату и сообщил об аресте Кузнецова. Он перечислил обвинения. И я помню, насколько они мне показались пустячными. Я же знал, что в 30-х годах Бухарина, Зиновьева обвиняли в шпионаже. И даже в том, что они хотели убить Сталина... Тогда это производило впечатление. В этом же случае обвинения были такими. Якобы Кузнецов говорил, что в Политбюро много нерусских. С Кавказа — Сталин, Берия и мой отец. Евреи — Каганович. Как будто бы Кузнецов заявлял: дескать, когда Сталин умрет, он постарается это изменить.
А еще его обвиняли в том, что он возвеличивал собственную роль в обороне Ленинграда и что даже в Музее обороны Ленинграда по его указанию повесили его портрет...
Из письма Политбюро членам ЦК ВКП(б):
“В настоящее время можно считать установленным, что в верхушке бывшего ленинградского руководства уже длительное время сложилась враждебная партии группа, в которую входили Кузнецов А., Попков, Капустин, Соловьев, Вербицкий, Лазуткин.
В начале войны и особенно во время блокады Ленинграда группа Кузнецова, перетрусив и окончательно растерявшись перед сложившимися трудностями, не верила в возможность победы над немцами.
Группа Кузнецова вынашивала замыслы овладения руководящими постами в партии и государстве.
Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград”.

“Папа не вернется”

Семью тотчас выселили из квартиры на Грановского, изъяв все вещи, в Староконюшенный переулок, в маленькую “двушку”. О Кузнецове не было никаких сведений. А потом арестовали и его жену. В тюрьме ее держали закованной в кандалы, подвергали изощренным пыткам.
— Когда арестовали маму, мне было 18 лет, — рассказывает Галина Алексеевна. — Я пыталась поступить в институт. Но меня не принимали. В анкетах-то писала: “родители арестованы”. Не брали и на работу. После долгих мытарств меня все же приняли на работу лаборанткой в школу, которую я закончила. Вот так и жили. Бабушке платили пенсию 102 рубля, а мне зарплату — 300. Голодали, конечно. Пекли пироги из картошки с кислой капустой, варили овсяный кисель, каши. Очень помогала семья Микоянов. Помню, привозили вкусные сосиски.
— Когда же вернулась ваша мама?
— Я навсегда запомнила этот день. 9 февраля 1954 года. Она стояла на пороге в тоненьком платьице. Худая. Совершенно седая. И тяжело больная...
Приехала сестра Алла. Привезла продукты, мы накрыли стол. Как же мама радовалась, когда увидела на столе плавленые сырки! Уже поздно вечером Алла сказала, что ей нужно идти, и попросила меня проводить ее. Мы спустились по лестнице, и Аллочка тихо так сказала: “Подожди. Послушай меня. Папа не вернется”.
Через два месяца жену Кузнецова вызвали в ЦК партии и сообщили, что ее мужа еще в 1950-м расстреляли. И это несмотря на то, что за три года до этого в СССР была отменена смертная казнь...
На Левашовской пустоши под Питером похоронено больше 50 тысяч жертв сталинских репрессий. Среди них — безымянная могила Алексея Кузнецова. По злой иронии судьбы, суд над следователем по делу Кузнецова проходил в том же зале, где когда-то судили самого Алексея Александровича...
Из дела Кузнецова ясно следует, что во время допросов ему перебили позвоночник и во время суда он не мог стоять... Того, кто таким образом вел дело, расстреляли. И похоронили на той же Левашовской пустоши. Это произошло в 54-м, когда Алексея Кузнецова реабилитировали. Посмертно."