Поздней белой ночью большой дружеской компанией идем по Каменноостровскому проспекту; проезжают редкие машины, попадаются навстречу веселые горожане. Вдруг все вымерло: движение прекратилось, а регулировщик на перекрестке бешено замахал нам палкой — с дороги, мол, на тротуар! Мы юркнули в арку, а в ней — еще один человек в форме, невидимый, почти сливающийся с сумраком: — Молодые люди, или туда, или сюда. То есть в арке находиться нельзя; черт с ним — вернулись на проспект, прижались к стене... Мимо нас с диким завыванием пронеслась милицейская машина, за ней — джип охраны, за ним — три бронированных «Мерседеса», потом еще джип, а в довершение — еще одна «мигалка». Господи, неужто Путин?! В такой час? — Акаев, — пояснил неожиданно доброжелательный регулировщик. — Чего это он? — Юрту привез. Петербургу в подарок. Хотели на Сенной ставить, но там уже стеклянное что-то стоит. Будут размещать в Музее востоковедения. — Но там же уже есть две юрты! — Ничего, будет третья. Она самая большая. Вообще по части экзотических подарков Питер явно переплюнул товарища Сталина, которому дарили его портрет на рисовом зерне. Городу вручили детскую площадку перед брянцевским ТЮЗом, и пятьсот воздушных шаров для запуска на ее открытии (подарок голландцев), и яблоневую аллею (саженцы привезли из Хельсинки — в Финляндии, говорят, особо сладкие яблоки). Саженцев ровно триста. Приехавшие в Питер на праздник члены Совета Федерации отчего-то высадили еще 256 деревьев — то ли не набрали трехсот, то ли что-то знают об истинной дате основания Петербурга. Каждый глава, прибывающий на саммит Европы (а глав государств в Питере встретилось ровным счетом 45, даже Шеварднадзе приехал, хотя и долго не решался из-за присутствия абхазской делегации), дарил что-нибудь экзотическое: на Долгоозерной в парке вообще открылся фестиваль — «Цветы мира Санкт-Петербургу», пятнадцать гектаров засадили тропической и иной цветущей растительностью, и все это цвело и пахло, невзирая на постоянные одиннадцать градусов тепла. Из подарков более мелких: фарфоровых сервизов музейной ценности — без счета, живой верблюд, коллекция платков и шалей (как, интересно, будет город все это носить?) Десятки тысяч прикомандированных ментов Охранять город на время праздников призвали, по разным сведениям, от двадцати до пятидесяти тысяч стражей порядка со всей России; Петр в свое время на строительство города согнал всего двадцать тысяч плотников и каменщиков, так что город за триста лет, несомненно, разросся. Охрана была вежлива, неназойлива и благожелательна. «Вы должны понимать», — говорила она публике. Публика, признаться, вынуждена была-таки понимать довольно многое: например, весь Васильевский остров, с первой по тринадцатую линию, был просто оцеплен, поставили пятнадцать КПП, и любой гражданин мог попасть домой только по предъявлении паспорта. Предъявлять его приходилось дважды, а то и трижды. Вообще днем город представлял собой дивное зрелище — это был оазис абсолютного счастья, потому что построить правильную страну, как известно, мешают только люди. Вот их и не было. Не ловились частники, не бегали по улицам дети, не шли из магазинов нагруженные сумками домохозяйки, примерно раз в час каждая улица перекрывалась — и тогда с нее вообще исчезало все, кроме синеньких регулировщиков... Стражи порядка немедленно откликались на малейшие отклонения от нормы: в кафе на Московском вокзале я ждал поезда, задремал — милиционер подскочил тут же: — Т-ты! Спать нельзя! — Во-первых, не тычьте, — сказал я нагло. — Во-вторых, я тут поезда жду. — Тут надо есть и пить, а не поезда ждать! Тут же подскочил менеджер кафе и попросил меня предъявить документы. Остался доволен, но спать запретил. Пришлось взять кофе и дремать уже над ним. При таких делах в Стрельну и Петергоф (где и проводили основное время участники саммита) я даже и не совался: в Константиновский дворец запустили только прессу президентского пула. Зато я был на пресс-конференции Леонида Кучмы, формального главы совета стран СНГ. Кучма сообщил, что на неформальном саммите СНГ принято решение о том, чтобы осенью принять еще какое-то решение. Вопросов к нему у журналистов не было. Выглядел он свежее, чем в Киеве, — ясное дело, в Питере-то у него врагов поменьше. Заорганизованное «зоолетие» Насчет заорганизованности и количества церберов я, собственно, не обижаюсь. Все было сделано правильно. Причем сделано было нечто большее, чем просто удачно проведенное «зоолетие», как окрестили его в Питере. Даже саммит Европы, который состоялся тут же (Петербург никогда за все 300 лет не видал такого съезда глав иностранных государств), — не самая большая удача. Путин, думаю, имел в виду другое: он показал питерцам и гостям идеальный город, как он его представляет. Каждая секунда расписана, все время мероприятия (под строгим приглядом), в магазинах полно всего (и недорого), а народу никого нет. Ни на улицах, ни в обозримом пространстве. Билеты в Питер и из Питера можно было взять совершенно свободно. Мероприятий и в самом деле было столько, что население оказалось охвачено ими целиком: доходило до совершенного уже абсурда — на Елагином и Крестовском островах устроили праздник «Дети Петра». Все Петровичи, живущие в городе, а также гости второй столицы признавались отпрысками Петра Великого и получали соответствующий сертификат. Я сейчас бегло перечислю основные празднества, торжества, концерты и заседания, имевшие место с 28 мая по 1 июня, — расписание любого пионерлагеря по сравению с этим графиком так, тьфу. На каждого питерца, думаю, приходилось по полтора торжества: фестиваль уличного баскетбола (стадион имени Кирова), открытие Музея Державина, соревнования по городошному спорту, выступления вейкбордистов (не знаю, что это такое, — далеко было ехать на Гребной канал), концерт с участием Почетных граждан Санкт-Петербурга, концерт Розенбаума на Дворцовой (два часа под дождем, с попутным вручением Розенбауму ордена Петра Великого), выставка из архивов композитора Глазунова (Фонтанный дом), открытие отреставрированных помещений Пушкинского дома, хореографический гала-концерт «Летящий во времени» (площадь Искусств перед Русским музеем), международный фестиваль для детей и юношества «Радуга», два парусных представления в акватории Большой Невы, детский праздник «День рождения в кругу друзей» (Михайловский замок) и концерт детских творческих коллективов «Улыбки северной Пальмиры»; добавьте ко всему этому тематические выставки в музеях (совершенно безлюдных) и карнавал с традиционным «обрезанием» губернатора Яковлева, которому почему-то из года в год отхватывают галстук. В школе всегда требуется, чтобы дети были «охвачены» — в смысле мероприятиями. Питер был охвачен по самое не могу: в нем никогда еще не происходило столько всего одновременно. Теперь я понимаю, где были люди: они участвовали в торжественном городошно-байкерском фестивале имени Глазунова в Музее Державина на Гребном канале с участием детского хора, плывущего по акватории Большой Невы в рамках вручения Розенбауму ордена «Улыбка северной Пальмиры». «Хироватый» Ямагото Само собой, не все было ладно: идея с водной феерией, воля ваша, сомнительна. Каждый вечер в городе откуда ни возьмись появлялись люди, и всех их как магнитом тянуло к серо-лиловой Неве, которая под сумеречным небом белой ночи превращалась в сценическую площадку. На мостах было не протолкнуться к парапетам. Сценария феерии не знаю: сначала, по замыслу организаторов, должен был плыть корабль, символизирующий Петра, потом несколько корабликов, знаменующих собой разных представителей русской государственной власти, а под конец — флотилия быстрых маневренных катеров, символизирующих, надо полагать, Путина. Все это время близ Ростральных колонн били фонтаны, которых даже с Дворцовой площади не было толком видно, а вдоль Эрмитажа крутились вокруг своих осей пять мощных прожекторов, вследствие которых огромные тени парусов то появлялись вдруг на стенах домов, то исчезали. Попутно неугомонный Хиро Ямагото продолжал свое лазерное шоу, которое стоило городу один миллион и было, по мнению петербуржцев, «хировато»; лично я видел только, как по Зимнему дворцу побежали вдруг какие-то зеленые сполохи, а потом в небо полетели типа трассеры. Наверное, это обозначало революцию — скорее всего кадровую, потому что лазеры у Ямагото дергались, как чиновники перед президентом. Настоящая революция, однако, началась в ночь на двадцать девятое мая, когда Зимний дворец в очередной раз брали штурмом. Историки утверждают, что штурм Зимнего 25 октября 1917 года был почти бескровным — только солдаты, ворвавшись в Эрмитаж, очень уж его загадили; им казалось, что нас...ть в царском доме — лучшая метафора победы. Не знаю, что имели в виду люди, ломанувшиеся в открытый на ночь Эрмитаж сразу после премьеры водной феерии и лазерного шоу, — но после обильного пивопития и долгого стояния на холоде им очень многого хотелось, а делать это на улицах, где через каждые десять метров стоят стражи порядка, они не могли. Так что все, кто дорвался до Эрмитажа, кинулись в сортиры, и поток жаждущих так напугал охрану музея, что прославленный новый вход (с площади) тут же закрылся. Говорят, кто-то лез на решетки и пытался кричать «Даешь Зимний!», но этого я уже не видел, успев сбежать из толпы, крошечными порциями просачивавшейся в храм искусств. Короче, под конец эрмитажное начальство решило никого больше не пускать — кто ж знал, что у людей такая тяга к прекрасному, — и немногие счастливцы, которым удалось-таки пролезть в главный музей Европы, принуждены были там и заночевать. Потому что никого уже и не выпустили. Впрочем, чтобы как следует осмотреть этот музей, говорят, нужно несколько лет, так что пусть приобщаются. Нищета с показухой лучше просто нищеты В Исаакиевском соборе была развернута фотовыставка о подготовке к празднеству и о роли церкви в нем: рядом с фресками, холстами и мозаиками это смотрелось особенно эффектно. Во всяком случае, фотофреска «Губернатор Яковлев присутствует на освящении Петербургской кольцевой автодороги» по степени трагизма и пафоса могла соперничать с росписью «Видение пророка Иезекиля». Если же всерьез подводить итоги празднества — оно, несомненно, удалось. Смешно как-то слушать либеральные разговоры о том, что вот, мол, две трети города живут ниже уровня бедности, а тут тратятся миллиарды на показуху. Все мы отлично знаем, что Россия умеет тратиться только на показуху и только под жестким контролем: деньги эти все равно не дошли бы до пенсионеров. Так что если выбирать — нищета с показухой или просто нищета, надо признать путинский выбор относительно удачным. Теперь, по крайней мере, отчитавшись перед Европой и Бушем не столько за 300 лет Петербурга, сколько за 3 года своего правления, добившись от европейцев публичного одобрения наших действий в Чечне, продемонстрировав чудеса реставраторского искусства и до отвала накормив всех дичью в брусничном соусе, — он имеет право рассчитывать на то, что Россию будут уважать. А в Петербург потекут инвестиции — ибо Путин ясно дал понять: кто сегодня помогает Петербургу, тот помогает себе. Ради этого, думаю я, горожане могли и потерпеть чуток.