Впервые с 1931 года, когда в Москве на месте взорванного храма Христа Спасителя проектировался колоссальный Дворец Советов, в России проводится международный архитектурный конкурс.

Непривычное для нас торжество либерализма явилось результатом скандала, разгоревшегося год назад в связи с попыткой "человека-музыки" - художественного руководителя и дирижера Мариинки Валерия Гергиева построить вторую площадку своего театра по проекту всемирно известного калифорнийского архитектора Эрика Оуэна Мосса.

Архитектурный истэблишмент Санкт-Петербурга возмутился кощунственным намерением двух гениев "обезобразить" величественный облик Северной Венеции авангардистскими "мешками с мусором" (так описывает образ своего проекта сам Мосс). Реализацию мечты великого музыканта о наисовременнейшем во всех смыслах театральном здании удалось притормозить.

Замечательно, что каким-то чудом скандал перерос в широкую и плодотворную дискуссию. Проект решили выбрать на конкурсе, в котором примут участие одиннадцать команд (в их числе и архитектурное бюро Эрика Мосса): шесть - иностранных, пять - российских.

Судить будет представительное жюри с участием российских и зарубежных специалистов, но все проекты будут выставлены на обозрение в Петербургской академии художеств. Обсуждение проектов будет проходить гласно, с привлечением широкой городской общественности. Час "Х" для подачи проектов был назначен на 26 мая 2003 года, победитель будет объявлен 28 июня. Тогда и начнется стройка, которую планируют закончить в 2007 году. Ориентировочная сумма, выделенная на этот проект из федерального бюджета, составит 100 млн долларов.

Скандал с философией

Петербургу не привыкать к скандалам. Скандал, как серьезная мировоззренческая проблема, и был-то открыт Федором Достоевским в середине позапрошлого века здесь, в городе классических фасадов и дворов-колодцев. Скандал в Питере всегда судьбоносен.

Здесь не просто запускают в трюмо бутылкой, здесь запускают в трюмо бутылкой с философией. По нынешним временам это называется "черным" пиаром, но питерский скандал уж очень философичен и простодушен для пиара какого бы то ни было цвета. Всего-то ничего: Мариинскому театру нужна вторая сцена, нынешнее оснащение его никак не соответствует образу преуспевающего театра XXI века.

Огромная труппа, блестящее прошлое, сегодняшняя мировая слава и "невидимые миру слезы": ночные репетиции, перенос декораций вручную (самое короткое время монтажа спектакля - 5-6 часов), а чтобы показать такую технически сложную постановку, как "Война и мир", театр и вовсе приходится закрывать на неделю... Построенный в середине ХIХ века, несколько раз перестраивавшийся, театр не справляется по техническим и технологическим своим параметрам со спектаклями, которые затевает его талантливый и амбициозный руководитель.

"Чудак-аристократ"

Валерий Гергиев нашел место для строительства второй площадки своего театра - неподалеку от старого здания Мариинки. Это квартал с Дворцом культуры имени Первой Пятилетки постройки 20-х годов ХХ века, жилым домом и школой.

И то, и другое, и третье будет снесено. Разумеется, жильцам предоставят новые квартиры, школьникам и учителям - новую школу. Госстрой России позволил строить новое здание театра. А чуть раньше в далекой Калифорнии Гергиев познакомился с известным архитектором Эриком Моссом, сотворившим проект, который поразил и питерский истэблишмент, и питерскую общественность.

Равнодушных не осталось. Уставшая от затянувшейся на десятилетия строительной рутины общественность была скорее "за", профессионалы-архитекторы, поборники так называемого петербургского стиля, - "против". Дискуссия стремительно вышла за рамки обсуждения конкретного проекта, спорили шире - о том, что можно и что нельзя строить в Петербурге и почему.

О причинах приятия и неприятия проекта Мосса проректор петербургской Академии художеств Семен Михайловский рассуждает так: "Представьте себе: живет такой старый нищающий аристократ, несовременный, на нынешний взгляд нелепый, черты лица какие-то странные. Ходит, горбится, камзол ношеный. В один прекрасный день к нему приходит новый лакей, Фигаро. И принимается выговаривать: "Посмотри - на кого ты похож? Как ходишь? Че сгорбился? Ходи как человек! Выпрямись! Будь, как все. Подтянись!"

И в завершение еще дает аристократу пинка, чтоб подтянулся. Вот так я воспринял проект Мосса. Конечно, надо сделать Петербург комфортным для житья, современным, насколько это возможно, но, подойдя к чудаку-аристократу, пнуть его изо всей силы, гаркнуть... Нет. Для меня это неприемлемо. А сколько бы Мосс ни объяснял свой проект, для меня смысл в этом - дать пинка несовременному чудаку-аристократу.

Я понимаю, откуда и почему у проекта Мосса есть сторонники в Петербурге. Градостроительные аспекты - самые слабые в Петербурге. Раньше мы говорили: вот как плохо, дурновкусно строят в Москве. А теперь та архитектура, которую мы называли лужковской, перебралась в Петербург. Строятся дома, которые для меня, например, оскорбительны. С ужасно прорисованными, некрасивыми деталями. Архитектура Петербурга требует, чтобы архитектор ее красиво нарисовал.

А что получается? Вы идете вдоль набережной, вдоль бесконечных фронтонов и портиков, выходите к церкви и - бац! Рядом с прекрасной церковью XVIII века - какой-нибудь якобы неомодерн. Но это именно якобы неомодерн, потому что он грубый по прорисовке... и робкий. Вот тут вполне понимаешь тех, кто готов вместо этого убожества хлопнуть на землю что-то вроде моссовских гигантских стеклянных мешков", - заключает Михайловский.

Тихий город

Проект Мосса взорвал тишь, гладь и Божью благодать, царившую в архитектурно-строительном мире Петербурга. Присутствовавший на обсуждении проекта кинорежиссер Александр Сокуров заметил, что Питер - "тихий город" и "тихому городу" не к лицу громкие проекты.

Так ведь в "тихом городе" бесы водятся - известное дело. "Тихость" Петербурга, его традиция - в вечном непрекращающемся нарушении своего и российского исторического облика. Петербург с самого своего возникновения только то и делал, что раздражал своих горожан и россиян вообще своей непривычностью, противоречием с прежним своим образом.

О начальной поре умолчим. Тогда весь новый город был воплощенным взрывом устоявшегося, традиционного российского уклада. Но что было после: барокко сменилось классицизмом, классицизм - модерном, модерн - конструктивизмом. Получается, что как раз нынешняя пора - пора спокойной, "тихой" архитектуры - это нарушение петербургской традиции, "петербургского стиля".

По крайней мере, так считает декан архитектурного факультета петербургского Архитектурно-строительного университета Валерий Нефедов: "Если бы великие архитекторы XVIII, XIX, да и начала XX века строили в режиме камуфляжа, у нас бы не было великого Санкт-Петербурга.

Нынешняя безликая архитектура, камуфлирующая под старину, - она и не современная, и не традиционная. Благодаря энергии Гергиева, благодаря престижу Мариинского театра мы имеем уникальный шанс получить сверхсовременную архитектуру. Ведь мы с нашей "тихостью" можем подойти к тому, что станем провинциальным городом, городом вымирающей, вымершей архитектуры.

Самара, Нижний Новгород идут на радикальные решения. А мы? Конечно, у них нет такого замечательного тормоза, как "петербургский стиль". Но то, что чиновники под этим подразумевают, это - миф, выдуманный для сдерживания современной архитектуры. Петербург возник как город, открытый всем новым европейским веяниям.

Это и есть петербургский стиль. Но эта открытость всему новому за последние полвека сменилась изоляцией, в том числе архитектурной. И она не прекратилась до сих пор. Почему в Питере боятся современной архитектуры? Во время обсуждения проекта Мосса было сказано, что, мол, климат у нас не для этой архитектуры. Но почему-то у наших скандинавских соседей полно ультрасовременных зданий.

Там как-то не боятся снега и мороза. В Петербурге за последние несколько лет построено много зданий, но они отстали от построек современной Европы".

Гораздо резче на ту же тему высказался в беседе с корреспондентом "Эксперта С-З" научный сотрудник Государственного Эрмитажа, специалист по истории архитектуры Алексей Лепорк: "Все, что делается в городе к трехсотлетию, это латание фасада и реставрация того, что было. Ничего принципиально нового не возникает.

Мы - город больше Берлина, нас пять миллионов, а у нас в сознании сидит одна мысль - как бы возобновить XIX век и хорошо бы весь XVIII, как будто мы музейный город вроде Флоренции с ее 400-тысячным населением. Забывается, что история - река, в которую нельзя войти дважды. Единственный проект, который мог бы стать современным, ярким, красивым, отвергается. Возникает ощущение, что главное для нас - доколупаться до первоначальной штукатурки.

Так ведь можно доколупаться и до "хижины убогого чухонца" - вот это будет абсолютная реставрация и полное восстановление исторического наследия. Нельзя же все время восстанавливать и подновлять. А мы на что, люди, живущие в ХХI веке?"

Слишком петербургское

Самое удивительное, что Эрик Мосс, прославившийся зданием в Лос-Анджелесе и комплексами зданий в Калвер-сити (для которого он также создал генеральный план), удивительным образом попал, парафразирую философа, в "петербургское, слишком петербургское".

И наш вопль возмущения был воплем узнавания. Объясняя свой проект, калифорниец говорил, что в своих стеклянных глыбах для Мариинского театра он повторил очертания скалы под копытами коня Медного всадника.

Но этим ведь и был Петербург для Петра - скалой, с которой он бросил Россию в Европу! Мосс очертаниями своих глыб возвращает память первоначального петербургского импульса. Проницательный зодчий напомнил нам нашу историческую родовую травму.

И добро бы только это. Так ведь он же нашел и стихийный бытовой эквивалент! Нашел и воплотил в своем проекте. "Лед, - говорит Мосс о Питере в одном из своих интервью, - вода, лед и камень - вот стихии Санкт-Петербурга. Лед оплывает, потом застывает, потом снова застывает.

Вот так и громоздится глыбами. Поэтому три белые глыбы здания - это лед. Оплывающий петербургский лед". И про этого архитектора говорят, что он не понял Петербурга, не вник в его душу? Да кто ж из нас, оскользаясь на льду и с маху садясь на тротуар, не чувствовал эту самую душу, от копчика до затылка?

Мосс как пробник

На конских заводах держат специальных жеребцов-пробников. Их подводят к норовистой кобыле, готовя даму к встрече с женихом. Потом бедолагу-пробника оттаскивают от распаленной невесты - она достается другому.

Проект Мосса - такой пробник. По его поводу был выпущен весь пар. Норовистая кобыла отлягалась копытами как только могла и умела. Все аргументы "за" современную архитектуру и "против" - высказаны. Ничего нового не прибавится.

Теперь уже никому из участников конкурса - ни Эрику ван Эгераату, ни Доменику Перро, ни Арате Исодзаки, ни Марио Ботта, ни Моссу, ни Юрию Земцову с Кондиайненом, ни Марку Рейнбергу, ни Сергею Киселеву, ни Александру Скокану, ни Олегу Романову, ни Андрею Бокову, какие бы эксцентричные проекты они ни представляли, - невозможно будет изложить все то, что было высказано калифорнийцу от души и от всего сердца.

Перейти Рубикон

Дорогу делает не первый. Дорогу делает второй. Но вот кто будет вторым, это еще вопрос. Хочется надеяться, что нынешний конкурс не постигнет судьба его московского предшественника. По степени экстравагантности "мешки" Эрика Мосса не уступают конструктивистским фантазиям отвергнутого в 1931 году великого Ле Корбюзье, который, как пишет архитектурный учебник, "увлекшись конструктивистскими идеями, не учел характера окружающей застройки, и его решение не сочеталось с исторически сложившимся обликом древней Москвы".

Однако такое дежа вю, повторение фиаско мировых знаменитостей (в 1931 году, помимо Ле Корбюзье, в конкурсе участвовали также великие Вальтер Гропиус и Эрих Мендельсон) будет уже не просто печальным торжеством убогого (и, возможно, небескорыстного) консерватизма, а безвкусным фарсом, недостойным великого города в год его юбилея.

Очевидное - невероятное

С проектом нового здания Мариинского театра случилось невероятное. Впервые за много лет традиционный способ решения подобных проблем не сработал.

Сначала все шло как положено. Вот как описывает начало истории губернатор Владимир Яковлев: "Ну, я дал задание главному архитектору - подработать. Сначала нам казалось все очень просто - отдать питерцам, но... потом было принято решение отдать российским архитекторам, а вот теперь и международный конкурс объявлен". Новая Россия не позволила осквернить Петербург привычным междусобойчиком.

Ради такой инновации не жалко даже Мосса с Гергиевым - пусть будет выбор между пятью Моссами. Петербург опять прорубает окно в будущее - как для самого себя, так и для всей страны. Если что-то вроде моссовских "мешков" будет все же построено, этот глоток свежего воздуха даст толчок современному градостроительству в Петербурге и откроет Россию для современной архитектуры.