На днях из правительства в Думу ушел пакет принципиальных налоговых законопроектов.

Во-первых, это меры, призванные, как утверждается, простимулировать нефтяную отрасль к освоению новых месторождений. Путем - фактически - налоговых льгот нефтяникам. Во-вторых, это так называемая финансовая "амнистия" граждан, скрывавших доходы от налогов. Но то и другое воспринимается обществом крайне неоднозначно. Зачем льготы тем, кто и так богат? Зачем обелять тех, кто не желает платить едва ли не самый низкий в мире налог на доходы? У одного из разработчиков этих законов, заместителя министра экономического развития и торговли Кирилла Андросова, на этот счет особое мнение.

Российская газета | Акциз на бензин теперь будут платить не заправки, а нефтеперерабатывающие заводы. Некоторые чиновники говорят о появлении долгожданной системы контроля за ценовыми всплесками на бензин. Однако совершенно непонятно, как смена плательщика акциза позволит контролировать цены.

Кирилл Андросов | Между ценой бензина и плательщиком акциза на самом деле нет ни прямой, ни косвенной связи. Перенос взимания акциза с "пистолета" на заправке на нефтеперерабатывающий завод - это не та мера, которая направлена на повышение эффективности нефтеперерабатывающего сектора. Ее цель - повышение прозрачности администрирования взимания акциза. В конечном счете мы с минфином уверены, что это приведет к росту собираемости акциза при том, что его ставка останется неизменной.

РГ | То есть это - чисто фискальная мера?

Андросов | В первую очередь. Но на фискальную цель хорошо ляжет наш следующий шаг: снизить акцизы на топливо более высокого качества, чтобы создать стимул к увеличению производства более качественного топлива, и соответственно к увеличению инвестиций в переработку. После того, как мы введем технические регламенты (требования к топливу), будет гораздо проще администрировать 28 нефтеперерабатывающих заводов, создавая условия для стимулирования производства качественного топлива, так как более качественное топливо с точки зрения экологии получит большую скидку по акцизу.

РГ | Правительство вводит льготы по налогу на добычу полезных ископаемых (НДПИ) для месторождений, которые находятся в стадии разведки. Тем самым мы признаем, что нефтяным компаниям, самому продвинутому сектору российского бизнеса не хватает денег на собственное развитие. Но так ли это на самом деле? Не поддались ли чиновники прессингу компаний?

Андросов | В основу нашего законопроекта не был положен посыл о нехватке денег в нефтяной отрасли. Она прибыльна. Там нет сумасшедших прибылей, но в среднем маржинальная доходность составляет от 10 до 20 процентов. Что не позволяет говорить, что в отрасли нет средств для инвестиций. Я согласен с тезисом, что любая новая скважина должна развиваться на принципах проектного финансирования. То есть вся прибыль, которая получается от нефти, добытой с данного месторождения, должна с определенной нормой рентабельности покрывать затраты, связанные с освоением данного месторождения. Так вот, по нашим расчетам, развитие месторождений Восточной Сибири на принципах проектного финансирования невозможно. Если мы не дадим льгот, то нефтяники должны будут свои прибыли из Западной Сибири направлять на покрытие убытка в Восточной Сибири, что с точки зрения экономической логики неправильно. Льготы по НДПИ делают рентабельной разработку месторождений в Восточной Сибири в условиях отсутствия там инфраструктуры. Но эта рентабельность тоже не высокая. Мы заложили среднюю долгосрочную цену на нефть Urals в 52 доллара за баррель, и рентабельность в районе 12 процентов. При масштабе капитальных вложений, исчисляемых миллиардами долларов, запас прочности в 12 процентов не выглядит чем-то экстраординарным.

РГ | Есть мнение, что иностранцы смогли бы без льгот освоить Восточную Сибирь, но государство не дает им доступ к добыче.

Андросов | Давайте в качестве примера возьмем ТНК-ВР: хотя это российская компания, но уже с западной корпоративной культурой, и с серьезным иностранным участием. У ТНК-ВР есть лицензия на разработку Верхнечонского месторождения в Восточной Сибири, но она не разрабатывает это месторождение, потому что это нерентабельно. Однако, ТНК заверила нас, что после выхода закона о льготах, это будет отражено в их финансовом инвестиционном плане, и они смогут начать освоение Верхнечонского месторождения. Уверяю вас, что это не вопрос того, является добытчик резидентом России или нет, это вопрос эффективности.

РГ | Вы сказали, что шельф "безнадежен", но почему наблюдатели так упорно говорят, что при рассмотрении законопроекта в Думе шельфовые месторождения все-таки будут включены в систему льгот по НДПИ?

Андросов | Может, да, может, нет. Мое утверждение состоит в том, что льготы для месторождений на шельфе не будут являться существенным стимулом для его освоения.

РГ | Ясно, что после введения льгот мы получим меньше нефтяных доходов, от чего пострадает Стабфонд. Насколько именно пострадает, и сопоставимо ли это с потерями, которые несет Стабфонд от неверного, как считают многие, его размещения?

Андросов | Льгота по НДПИ на новые месторождения вообще не приведет к выпадению доходов. Это - льгота на ту нефть, которая сегодня не добывается, и не добывалась бы, если бы льготы не было. Льгота, которую мы даем на старые месторождения, действительно повлечет за собой выпадающие доходы. Но она же будет стимулировать к доразработке выработанных месторождений и вовлечению месторождений-спутников, которые сегодня нерентабельны. Это должно привести к увеличению добычи нефти. Пока мы ориентируемся на 3-5 миллионов дополнительно добытых тонн в 2009 году. Соответственно эти дополнительные миллионы будут компенсировать выпадающие доходы, которые возникнут в 2007-2008 годах. По нашим оценкам, бюджет недополучит 21 миллиард рублей в 2007 году, и 25 миллиардов в 2008 году. В масштабе ежегодного прироста Стабфонда это 2-3 процента, то есть несущественно.

РГ | Самый большой скандал последних дней - это объявление "Роснефти" о том, что ее IPO будет сокращено в два раза. Что случилось? "Роснефти" не нужно "слишком много" денег, или повлияло негативное отношение к IPO этой компании на Западе?

Андросов | Официальных заявлений на этот счет не было. Вопрос о масштабе привлечения средств в рамках IPO ни разу не рассматривался на совете директоров "Роснефти", и не подвергался обсуждению в правительстве. Поэтому говорить об уменьшении масштабов IPO некорректно. В вопросе объемов эмиссии нужно исходить из элементарной экономической логики. В результате IPO мы должны привлечь достаточно денег, чтобы погасить кредит "Роснефтегаза", который был привлечен для выкупа акций "Газпрома". Чтобы улучшить структуру баланса самой компании, чтобы хватило на финансирование инвестиционных проектов, чтобы поддержать рынок акций. И при этом учитывать фактор оценки "Роснефти" всеми инвесторами, российскими, западными, и не продать акции дешево. Совокупность этих факторов и окажет влияние на размеры IPO "Роснефти".

РГ | И все-таки, скажем, бойкот IPO со стороны таких игроков, как г-н Сорос, оказывает психологическое влияние на обстановку вокруг этой процедуры?

Андросов | У западных финансистов есть поговорка - "у рынков короткая память". Инвестиционное сообщество достаточно профессионально, чтобы самостоятельно принять решение. Инвесторы решат все сами, независимо от публичных заявлений, в том числе г-на Сороса.

РГ | Одна из нефтяных компаний подала заявку на использование средств Инвестиционного фонда. Общественности казалось, что Инвестфонд создан для поддержки как раз несырьевых компаний, для диверсификации экономики. Тем не менее заявка принята и будет рассмотрена. Не есть ли это искажение идеологии Инвестфонда?

Андросов | В основе идеологии создания Инвестфонда лежат два посыла. Во-первых, надо четко понимать, что Инвестфонд сформирован нефтяными деньгами и должен способствовать уходу от нефтяной зависимости. Во-вторых, Инвестфонд должен стимулировать развитие новых производств. Чтобы достичь мультипликативного эффекта: на рубль федеральных денег - 5-6 рублей частных.

Проект, который вы упомянули, на мой взгляд, идеально соответствует двум этим посылам, потому что речь идет о строительстве нефтехимического комплекса. Во-первых, мы вместо сырой нефти получаем продукт более высокой добавленной стоимости. Во-вторых, продукты нефтехимии, конъюнктура цен на которые не зависит напрямую от цен на углеводороды как сырье. В-третьих, мы снижаем объемы экспорта высокосернистой нефти, которая, смешиваясь в нашей магистральной трубе, ухудшает качество западносибирской нефти. И мы сможем требовать от рынка дооценки нашего, улучшившегося по качеству, продукта, то есть увеличим потенциальные доходы от экспорта нефти. В-четвертых, мы дадим старт развитию малых и средних производств на базе продуктов нефтехимии. Это будет красивый проект.

РГ | Запад, похоже, всерьез озаботился проблемами энергетических поставок из России, и убедить его в том, что поставки надежны, а зависимость от них не чрезмерна, не удается. Какие новые аргументы может привести Россия в этом споре?

Андросов | Есть объективная реальность: Западная Европа на 30 процентов зависит от поставок из России. При этом альтернативы на сегодня нет. В течение 15-20 лет ее можно найти, но есть ли в этом экономический смысл? Поставки по уже созданной трубопроводной инфраструктуре точно эффективнее, чем любые будущие проекты. Разговоры о "зависимости" от России могут носить лишь квазиполитический характер. Но европейский бизнес все-таки мыслит не в политических категориях. А размышления в категориях экономики убеждает, что Россия - выгодный и надежный энергетический партнер.

РГ | Появились планы создания нового агентства - по привлечению инвестиций. Уже никто в минэкономразвития не вспоминает риторику двухгодичной давности о том, что чиновник испортит все, к чему прикоснется - теперь ему доверят и поиск инвестиций. Значит, чиновник все-таки лучше, чем "невидимая рука рынка"?

Андросов | "Невидимая рука рынка", а также видимые мозги рынка - всегда лучше, чем чиновник. Потому, что в основе рыночной философии заложена мотивация роста. Чиновник - это государственный служащий, его задача - оказывать государственные услуги, а это уже просто процесс.

Мы не настаиваем на том, чтобы это было непременно федеральное агентство. Речь может идти об аутсорсинге (переуступке прав производить услуги бизнесу - РГ) продвижения инвестиционного имиджа РФ за рубежом. На сегодняшний день мы работаем над созданием концепции такого агентства. Мы провели опрос среди иностранных инвесторов, и они оценивают качество работы российских властей по привлечению инвестиций как крайне низкую, ниже, чем у наших коллег в Китае, Индии, Чехии, Польше. Для нас это сигнал, чтобы задуматься, что мы делаем не так.

РГ | На пороге - налоговая амнистия физических лиц. Почему людям предлагают "сдаться" со своими серыми доходами, заплатив с них налог в 13 процентов? Мировая практика говорит, что амнистия эффективна, если ставка ниже, чем обычная. Так, эксперты подсчитали, что народ, утаивая часть доходов, реально платит 8 процентов налога, и именно эту цифру рекомендовали для амнистии?

Андросов | Я в принципе считаю, что Россия, с точки зрения ставки налога на доходы физлиц - налоговый рай для богатых людей. 13 процентов, наверное, одна из самых низких ставок в мире. В России выгодно быть богатым. Почему 13, а не 8? Восемь процентов - это виртуальная цифра, она получена путем всего лишь некоторых экспертных оценок. Зато 13 процентов - утвержденный норматив.

Важнее другое. У любого, кто зарабатывал деньги, но не декларировал их, появится возможность это сделать. Я бы вообще называл это не амнистией, а предоставлением права легализовать свои доходы. Это очень важно, потому что предприниматель автоматически получит право их инвестировать, не отвечая на вопросы об их происхождении. Мы получаем колоссальный инвестиционный ресурс. Считаю, что любой предприниматель, сравнивая две возможности - действовать тайно или, заплатив 13 процентов, открыто - сделает выбор в пользу второго.

РГ | Могут ли после амнистии последовать карательные меры, например, повышение налоговой ставки, или реанимация закона о соответствии трат и доходов?

Андросов | Я не вижу в этом смысла.

РГ | Верите ли вы в оценки, что после дела "ЮКОСа" на Запад убежало столько денег, сколько содержится в Стабфонде? И не нужна ли этим деньгам тоже какая-то особая амнистия?

Андросов | У меня нет достоверной статистики, хотя по статистике ЦБ видно, что в 2004-2005 годах темпы оттока возросли. В большинстве своем это не доходы корпораций, это - доходы физлиц. Поэтому, предоставляя налоговую амнистию по ставке 13 процентов, мы делаем все, чтобы вернуть и эти деньги в Россию.

РГ | И этой амнистии, вы считаете, достаточно, чтобы преодолеть эффект "ЮКОСа"?

Андросов | Да.

РГ | Как таким же образом легализовать имущество, землю? Пока процедура оформления земли и собственности, в том числе из-за раздробленности органов управления и регистрации, только осложнилась.

Андросов | Закон об упрощенном порядке оформления прав на земельные участки еще не заработал. Когда он будет принят, пользователю дачного домика не нужно будет доказывать, почему он его построил. Ему останется лишь идентифицировать границы своих владений в пределах "фактического забора". Если участок не находится в закрепленных зонах, пользователь автоматически становится собственником. Участок теперь можно подарить, передать по наследству, продать, заложить. Садоводы становятся собственниками, они получают актив, который можно вовлечь в хозяйственную деятельность.

РГ | Как бы вы прокомментировали желание Минсельхоза распоряжаться землей сельхозназначения, на которой, кстати, построено немало дач?

Андросов | Наша позиция проста. Земля - это экономический актив. На земле можно построить дом, завод, дорогу, посадить виноград, лес, устроить пруд, неважно. Если на земле посадить виноград, пусть Минсельхоз управляет виноградом. Но первоначальное право распоряжения землей должно быть все-таки у единого ведомства. На сегодняшний день это - Росимущество, и учет у Роснедвижимости. Эти функции нельзя разрывать, иначе мы не найдем ответственного за неэффективное управление землей.

РГ | Коли разрыв между ведомствами вреден, может быть, стоит слить Роснедвиджимость с Росрегистрацией?

Андросов | Не надо, потому что у них разные функции. Задачи Роснедвижимости - учет и регистрация объектов, а Росрегистрации - подтверждение права собственности, причем не только на недвижимость.

РГ | А где тогда "единое окно", между ними, что ли?

Андросов | Единое окно для учета - в Роснедвижимости, для регистрации - в Росрегистрации.

РГ | Задаю вопрос вам как одному из организаторов Петербургского экономического форума. Все-таки, как именно вы планируете проводить либеральный, прозападный, как было объявлено, форум, на площадке, которая далеко не всеми в мире признается либеральной?

Андросов | Мы хотим сделать российский, а не прозападный, форум у себя в России. Мы хотим показать культурное, экономическое и политическое лицо России. Его восприятие на Западе зачастую искаженное. Мы хотим показать "истинное лицо". Дать возможность на месте убедиться в наличии иных составляющих нашей экономики, кроме нефти и газа. У нас сегодня есть все, чтобы справиться с этой задачей.