"Сразу два компьютера на столе (стационарный и ноутбук) и дорожка для мини-гольфа на полу – эти две детали бросаются в глаза посетителю кабинета нового председателя Высшего арбитражного суда РФ.

Антон ИВАНОВ родился в 1965 г. в г. Гатчине Ленинградской области. Окончил юридический факультет Ленинградского госуниверситета в 1987 г., являлся аспирантом, ассистентом, доцентом кафедры гражданского права СПбГУ. С 1991 по 1995 г. работал ведущим редактором журнала «Правоведение» и занимался преподавательской деятельностью, позже сотрудничал с рядом коммерческих структур, а с 1997 по 1999 г. работал начальником Управления юстиции Санкт-Петербурга. В июле 2004 г. был приглашен на должность первого заместителя генерального директора ОАО «Газпром-Медиа». 26 января 2005 г. назначен председателем Высшего арбитражного суда РФ. Кандидат юридических наук.

– Оправдались ли ожидания, с которыми вы шли на эту должность?

– Я полагал, что будет больше собственно судейской работы. Хотя понимал, что должность председателя ВАС РФ в большей мере представительская. Это положение закона, и нам никуда от него не уйти. Председатель занимается судейской работой только в составе президиума ВАС РФ, где еженедельно рассматриваются порядка 10 дел. Ни председатель, ни его заместители не участвуют в рассмотрении надзорных жалоб в «тройках», которые решают вопросы о вынесении тех или иных дел на рассмотрение президиума.

Кроме того, на президиуме обсуждаются различные постановления, обобщения материалов арбитражной практики и иные документы, которые выносятся на пленум ВАС. Это тоже можно считать составным элементом работы судьи.

– А с чего пришлось начать административную деятельность на новом посту?

– Первое, что я сделал, – поставил себе компьютер. Теперь задача – сделать компьютер неотъемлемым элементом работы для любого сотрудника ВАС РФ. Конечно, судьи и работники аппарата пользовались компьютерами и раньше, но единой интегрированной системы электронного документооборота как таковой не было. А нам нужна такая система, которая бы связывала всех судей.

– Если говорить о содержательной стороне работы, на что ваш взгляд упал в первую очередь?

– Я сразу попросил давать мне все материалы, которые проходят через секретариат председателя ВАС РФ. И меня удивило большое количество повторных жалоб на уже состоявшиеся акты – не на постановления президиума, а на отказные определения. То есть на решения тех самых «троек», которыми было отказано в передаче дела в президиум. И я начинаю понимать, почему это происходит. Многие из этих определений не содержат детально обоснованных правовых выводов, аргументации, почему доводы заявителей были отвергнуты.

Это очень непростой вопрос. Трое судей не могут подменять собой президиум, но они должны убедить заявителя так же, как хороший преподаватель, поставивший студенту двойку, должен убедить его, что тот действительно не знает предмета.

Я намерен через некоторое время провести обобщение практики составления отказных определений. Среди них встречаются и вполне мотивированные, и очень короткие. Нет какой-то единой системы. Нужно добиться единообразия в подходах, при этом мы должны понимать, что судьи в «тройках» не могут подменять собой президиум и давать финальное толкование норм закона. В то же время они обязаны как-то откликаться на правовые аргументы, приведенные в надзорных жалобах. Решение этой проблемы, как мне кажется, будет содействовать улучшению практики работы ВАС РФ.

– Не могу не задать вопрос по кадрам. Вы привели с собой какую-то команду?

– Пока я назначил только нового руководителя секретариата и своего помощника. Возможно, в ближайшее время будут и новые назначения. Но как можно быстро назначать судей? Это длительный процесс, даже за полгода такую процедуру не пройти.

– К тому же назначение судей – это прерогатива президента России.

– Тем более что это прерогатива президента. А обновлять аппарат я собираюсь, но потихоньку, по мере необходимости. Надо гибко подходить к кадрам. К тому же место в аппарате ВАС РФ – не сахар с точки зрения оплаты, которая у нас гораздо хуже, чем в министерствах после реформы годичной давности.

– В судах зарплату подняли только судьям?

– Судьям тоже подняли зарплату незначительно. Зарплата судьи с учетом стажа сейчас порядка тысячи долларов. В коммерческих структурах на такую принимают секретарей со знанием иностранного языка, а не юристов-специалистов.

– То есть обещание Путина поднять зарплату в два раза, данное на съезде судей, еще не выполнено?

– Пока зарплата повышена в 1,2 раза.

– Хотелось бы коснуться еще и вашей научной работы. В судах не только нарабатывается практика, но и ведется обсуждение текущего законодательства. В этих вопросах вы должны чувствовать себя как рыба в воде…

– По крайней мере, я знаю научную среду, знаю потенциал многих и понимаю, как можно использовать научную общественность во благо деятельности арбитражных судов.

– Вас представляли на заседании Совета Федерации как специалиста в области гражданского права, вы также говорили, что специализировались на проблемах страхования и аренды. В этих областях будете ли вы использовать практику арбитражных дел для доработки действующего законодательства?

– Мы планируем это делать. И хотелось бы, чтобы участие ВАС РФ в изменении законодательства не было эпизодическим, чтобы оно касалось не только процессуальных вопросов. Надо, чтобы предлагаемые нами поправки затрагивали и нормы материального права. Иногда на президиуме мы видим явную противоречивость каких-то положений закона, но оставляем ее без реакции, давая толкование закона применительно лишь к этому конкретному делу. Непосредственной связи между нашими решениями и изменениями закона пока нет. Будет здорово, если такой механизм удастся создать. Соответствующие предложения уже поступили к нам из Совета Федерации, который хочет, чтобы мы направляли ему конкретные предложения по изменению тех положений законов, которые нуждаются в уточнении. Ведь речь не всегда идет о глобальных изменениях законодательства – иногда в изменении нуждаются отдельные нормы.

Кроме того, у нас имеется научно-консультативный совет. Сейчас мы обновляем его состав и надеемся, что он будет работать более интенсивно. Продолжается и наше сотрудничество с Исследовательским центром частного права, с Советом по кодификации гражданского законодательства, который также играет важную роль в процессе законотворчества. Хотелось бы наладить более тесное взаимодействие с Институтом законодательства и сравнительного правоведения.

Вообще мне кажется, что вопрос законотворчества у нас весьма острый. Это я еще мягко выражаюсь. Потому что качество многих наших законов настолько низкое, что западные коллеги даже критикуют нас за то, что мы много занимаемся обобщением практики в ущерб собственно судейской работе. Но надо понимать, в какой среде действуем мы, а в какой – они. Если там законы обсуждаются годами и их положения выверены досконально, то толкование не столь нужно. Или оно дается по частным вопросам. У нас же ситуация иная. Когда в законе содержатся явные противоречия и вопиющие ошибки, то без толкования не обойтись. Без этого ситуация была бы еще более тяжелой. Вот почему низкое качество наших законов увеличивает нагрузку на судей.

Пора подумать о каком-то организационном механизме, чтобы законы писали не разрозненные группы юристов и политиков, а профессионалы, умеющие четко и лаконично формулировать нормы закона. И чтобы «сырые» документы вообще не вбрасывались в Государственную думу. Не знаю, реализуема ли эта идея сейчас, но если мы и дальше будем работать в том же режиме, то качество наших законов существенно не улучшится.

– А вам не кажется, что качество законов в последнее время снизилось еще и потому, что в Думе прекратилось серьезное обсуждение законопроектов? Все решается кулуарно в одной сильной фракции, а мнение остальных практически не учитывается.

– Думаю, дело не в этом. Здесь иные причины. В советские времена качество законов было довольно приличным, хотя существовала всего одна партия. При этом были организационные механизмы, обеспечивавшие качество нормативных документов. Проблема не в том, что в Думе господствует одна фракция, а в том, что осталось мало специалистов, которые могут грамотно составить закон. Их в стране всего пара сотен. И, поверьте, этих специалистов никто не торопится привлекать к законопроектной работе.

– Передел собственности в России во многом связывают с деятельностью арбитражных судов. Хотя они и действовали по закону, не всегда их решения были справедливыми. Вы согласны с такой точкой зрения?

– Я не готов подтвердить этот тезис. Хотя нужно признать, что есть некоторые недобросовестные судьи, которые иногда помогали той или иной стороне в корпоративных конфликтах, результатом которых становился передел собственности. Но все же это результат не деятельности арбитражных судов, а именно конфликтов бизнес-структур, которые боролись за передел собственности не без политического ресурса. И основной упрек надо адресовать не судам, а тем, кто организует этот политический ресурс для корпоративных структур. Судьи же – лишь винтики в этой машине.

Было бы глупо отрицать, что такие случаи были и есть сейчас. И за рубежом многие корпоративные поглощения не совсем дружественные. Но там все это происходит в рамках цивилизованных процедур, стабильного законодательства. И судьи там более обеспечены и защищены от того, чтобы быть вовлеченными в корпоративные конфликты. У нас все по-другому, так что не надо винить во всем только суды.

– А как вы относитесь к предложениям РСПП и, в частности, Аркадия Вольского прекратить все разговоры о возможном пересмотре итогов приватизации и признать законность того этапа накопления капитала, который имел место в 90-х годах прошлого века?

– Это вопрос очень сложный в нравственном плане. С одной стороны, многим хочется лишить собственности тех, кто нажил свои капиталы неправедным путем. Это точка зрения многих простых людей. С другой стороны, надо заботиться о стабильности гражданского оборота. Результаты сделок, если они укоренились и были совершены давно, не надо пересматривать. Это более либеральный подход. Мне кажется, что наше гражданское право основано на идее прочности оборота, и оно нередко предпочитает стабильность возможности восстановления поруганной справедливости. Доктрина гражданского права позволяет в ряде случаев не восстанавливать справедливость, чтобы десятки тысяч других людей чувствовали себя спокойно и не опасались глобальных потрясений.

Конечно, нужно квалифицировать явно преступные деяния тех или иных лиц и в вопиющих случаях пресекать их коммерческую деятельность. Но если нарушения не носили вопиющего характера, то я был бы склонен согласиться, что в таких случаях интересы прочности оборота должны возобладать.

К тому же идея признавать недействительными сделки явно гипертрофирована. Нигде нет такого большого числа оснований для признания их недействительными. Эту деструктивную практику мы унаследовали еще от Гражданского кодекса 1922 года, который пытался развернуть экономику вопреки ее естественному ходу. С тех пор участники гражданских правоотношений часто думают не о том, как исполнить свои обязательства по договору, а лишь о том, как поскорее его разрушить. Это вредный подход, который негативно влияет на всю бизнес-среду России.

– Сейчас много опасений, что после обнародования доклада Счетной палаты появятся основания признать многие приватизационные сделки незаконными.

– Надо иметь в виду, что по признанию сделок ничтожными установлен десятилетний срок давности (когда интервью готовилось к печати, президент России предложил сократить этот срок до 3 лет. — К.К.). Поэтому для сделок 1994 года этот срок уже истек. Вот залоговые аукционы еще могут быть предметом рассмотрения в судах – они начались в 1995-м, а оспорить приватизацию большинства предприятий, магазинов, сделок с приватизационными чеками уже нельзя по формальным основаниям.

– То есть то, что сейчас происходит на Украине, нам уже не грозит?

– Представьте себе, что бы говорили в Европе, если бы мы позволили себе такие же заявления, какие звучат сейчас на Украине. Никакой негативной реакции на них со стороны европейских государств я не слышал… Если бы они выступили за неприкосновенность прав собственника, за стабильность экономических отношений, было бы понятно. Но они молчат. На мой взгляд, это типичное проявление двойных стандартов.

– Вы водите машину?

– Теперь уже нет, хотя у меня есть и машина, и права.

– А как вы относитесь к закону об ОСАГО? Если не как водитель, то как специалист по страхованию.

– Обязательное страхование автогражданской ответственности необходимо с учетом отношения наших граждан к страховщикам. Добровольно наши граждане ничего страховать не спешат, так как не чувствуют уверенности в выполнении чьих-то обязательств выплатить им деньги. Для развития рынка страхования любое разумное обязательное страхование в России – это благо. До введения ОСАГО потерпевший ничего не мог получить с малоимущего виновника аварии. С точки зрения реализации этого закона, возможно, имеются проблемы. Но это, скорее, не правовой, а экономический вопрос, связанный с размером страховых платежей. Насколько они выгодны или убыточны для страховщиков? Частные правовые дефекты в этом законе также имеются. Например, очень несущественна система поощрения за безаварийную езду. Но принципиальные положения закона фатальных дефектов, на мой взгляд, не имеют.

– Какую музыку вы любите?

– Я довольно много слушаю музыку. Люблю классическую в современной обработке, люблю мелодии, способствующие расслаблению (ambient). А со времен своего тинейджерства люблю группы начала 80-х годов: Depeche mode, Pet Shop Boys, Erasure, «Duran-Duran и другие.

– А какие у вас предпочтения в живописи?

– Абстракционизм, сюрреализм. Не люблю картины-фотопортреты.

– Как стараетесь проводить свободное время?

– Его не так много. Смотрю фильмы, читаю развлекательную литературу (фэнтези) и легкие философские трактаты. Иногда пытаюсь играть в гольф и катаюсь на велосипеде. А вот на горных лыжах – нет.

– Есть ли у вас хобби?

– Я раньше собирал русские монеты, но сейчас собирательство потеряло свою прелесть. Рынок коммерциализировался. Все нумизматические ценности либо раскуплены, либо продаются в специализированных магазинах и в Интернете. Нет развалов, на которых в юности я с удовольствием искал редкие монеты.

Собираю до сих пор книги – у меня в Петербурге большая библиотека, тысячи три томов.

– В Москву ее перевозить не собираетесь?

– Нет. Стронуть такую махину с места очень трудно.

– И семья ваша тоже осталась в Питере? Есть ли в ней еще юристы?

– Да, я живу фактически на два дома. И в Москву мои родные не собираются. Юристов среди них нет. Когда-то брат пытался учиться на юрфаке, но бросил и сейчас занимается обслуживанием компьютеров. Моя мама долго трудилась и продолжает пока трудиться на муниципальном предприятии, а отец был моряком дальнего плавания.

– А вас никогда не тянуло на морские просторы?

– Нет, я выбрал свой путь.

– Есть ли у вас домашние животные?

– Домашних животных нет, это большая ответственность. И когда нет времени ухаживать за ними, лучше их и не заводить."