Ровно 100 лет назад советские власти организовали переезд российской столицы из Петрограда в Москву. О том, как он проходил, о сложностях, связанных с ним, и об условиях секретности, в которых он был совершен, — в обзоре РБК.

Весной 1918 года большевики оказались в непростом положении: немцы начали наступление в глубь России, после того как советская власть в одностороннем порядке прервала переговоры о перемирии и объявила о демобилизации своей армии. Большевики объяснили этот шаг нежеланием трудящихся Германии и Австро-Венгрии воевать и, как следствие, отсутствием угрозы с Запада.

В конце зимы 1918 года немцы начали быстро продвигаться на восток, всего за неделю захватив Минск, Полоцк, Двинск (Даугавпилс), Луцк, Житомир, Ревель (Таллин), Тарту и Псков. Это произошло на фоне неудачного покушения на Ленина, совершенного 1 января.

Большевики, понимая, что находиться в Петрограде становится опасно, начали перенос столицы в Москву. Ответственным за операцию был назначен управляющий делами Совета народных комиссаров РСФСР Владимир Бонч-Бруевич, детально описавший организацию процесса в своих воспоминаниях.

«После того как советской власти с громадным напряжением удалось отбить наступление немцев на Петроград через Псков, когда был организован Высший военный совет, в обязанность которого было вменено устройство завесы по нашим границам против внешнего врага, в правительстве возник вопрос, где быть столице нового советского государства

Заговор эсерствующих офицеров, кончившийся покушением на Владимира Ильича 1 января 1918 года, быстро нами ликвидированный, аресты вооруженных бомбами и револьверами офицеров «батальона смерти» в Институте Лесгафта, аресты групп и организаций, преследовавших террористические цели, совершенно ясно доказывали, что смольнинский период истории советского правительства должен быть закончен и что правительству необходимо переезжать в центр, в Москву, откуда общение со страной будет, несомненно, более быстрое и удобное». (Здесь и далее цитаты из воспоминаний Бонч-Бруевича.)

Вопрос о переезде обсуждался на заседании Совнаркома 26 февраля в условиях строжайшей конспирации.

«Владимир Ильич секретно сообщил всем собравшимся народным комиссарам о своем решении. Целесообразность его была совершенно ясна для каждого, и, конечно, все согласились После я ему впервые сообщил, что, по имеющимся сведениям, эсеры решили взорвать поезд правительства и что они совершенно не интересуются поездами, в которых будут ехать делегаты ВЦИКа (Всероссийский центральный исполнительный комитет), а что бешеная злоба их всецело направлена против Совета народных комиссаров, а в частности и в особенности, конечно, против Владимира Ильича.

В Петрограде я произвел ряд арестов лиц, которые были наиболее опасны, и многие из них были взяты не только с оружием в руках, не только с бомбами, не только с запасами взрывчатых веществ, но и с крайне важными документами и перепиской. Ясно, что контрреволюционная организация работала вовсю, белогвардейцы поднимали голову. Самое важное было организовать переезд по железной дороге, так как сведения о том, что эсеры знают о переезде, укрепились. Если они не знают дня переезда, если они не знают места отправки, то они за этим следят, интересуются, к этому подготовляются».

Из соображений безопасности был пущен слух о том, что правительство собирается переезжать в Нижний Новгород. Дезинформацию распространили через представителей Всероссийского исполнительного комитета железнодорожного профессионального союза (ВИКЖЕЛЬ), в те дни бывшего одним из центров противостояния большевикам. По воспоминаниям Бонч-Бруевича, ему задали вопрос о переезде всего через несколько дней после заседания Совнаркома, и он ответил представителям ВИКЖЕЛЬ, что правительство переезжает на Волгу.

Слухи о предстоящем переезде быстро расползлись по Петрограду. Чтобы успокоить жителей столицы, ВЦИК публиковал в «Правде» сообщения, в которых назвал ложной информацию о переезде, заявляя, что «вопрос об эвакуации мог бы быть поставлен в последнюю минуту в том случае, если бы Петрограду угрожала бы самая непосредственная опасность, чего в настоящий момент не существует».

«Эти ослы не поняли того, что они сразу обнаруживали свои уши и давали мне прекрасную нить для выявления тех, кто в гибели правительства диктатуры пролетариата видел единственное средство для спасения своего мещанского благополучия».

«Для того чтобы организовать самый отъезд, я за десять дней до намеченного мною срока, то есть до 10 марта 1918 года — об этом сроке решительно никто не знал, — вызвал к себе совершенно верного и преданного делу революции нашего товарища-коммуниста, бывшего в то время одним из комиссаров Николаевской (с 1923 года Октябрьской) железной дороги, и сказал ему, что предстоит отъезд из Петрограда некоторых весьма ответственных товарищей, которым надо ехать на юг через Москву, и что надо их отправить совершенно конспиративно, причем необходимо дать вполне приличные мягкие вагоны.

Обсудив положение вещей, товарищ предложил мне остановиться на Цветочной площадке соединительных путей, примыкавших к Николаевской железной дороге, находящейся за Московской заставой. Площадка эта была совершенно заброшена, находилась в пустынном месте пригородных путей. Решили накопить здесь постепенно вагоны, потом сразу, когда потребуется, сформировать поезд и выехать без огней, пока не достигнем главных путей. Всю бригаду, начиная с машиниста, исподволь подбирали так, что вполне могли на нее положиться и надеяться».
Бонч-Бруевич отправил на станцию Цветочная в предместье Петербурга рабочих, которым было поручено следить за всем, что происходит в окрестностях.



«Мои товарищи быстро ориентировались в местности и под видом безработных исколесили буквально все улицы, переулки и закоулки этой окраины, сообщая обо всех разговорах в чайных, в трактирах, в мастерских. Из всех этих наблюдений прежде всего явствовало, что решительно никто не интересовался прибытием одиноких вагонов на Цветочную площадку. Также не было никаких разговоров об отъезде правительства».

Всего в новую столицу нужно было отправить пять поездов. Первыми в Москву вышли два поезда с работниками ВЦИКа, следом должны были уйти еще три состава — два с сотрудниками аппарата правительства и один с Лениным и народными комиссарами.

«В это время усиленно подготовлялся отъезд членов ВЦИКа в Москву. Делалось это с особой шумихой. На вопросы, зачем едут члены ВЦИКа в Москву, мы рассказывали всем, что едут они делать доклады московским рабочим и подготовляться к сессии [Всероссийского съезда Советов]. Для делегатов ВЦИКа, среди которых было много крестьян, в том числе и эсеры, я велел подать два состава «царских» поездов на Николаевский вокзал, причем эти поезда должны были отойти через 20 минут, один за другим. Хорошо изучив партийный состав ВЦИКа, я организовал посадку так, что во всех вагонах обоих поездов сидели депутаты всех партий, причем эсеров по большей части обязательно сажал в первые вагоны».

«В самую последнюю минуту перед отходом поезда мы привезли на автомобиле председателя ВЦИКа Свердлова, вошли с ним в первый поезд, прошли по всему составу, как бы знакомясь с расположением в нем депутатов. Публика, толпившаяся на вокзале, хорошо видела Свердлова, а когда дошли до последнего вагона, нарочито не освещенного, я предложил ему слезть в обратную сторону и заранее намеченным путем перевел его на всякий случай во второй поезд».

Двум следующим составам было нужно перевезти работников комиссариатов, имущество управления делами Совнаркома, служащих этого управления, а также «все необходимое, что нужно было в первые дни жизни правительства в Москве». Они отправились в новую столицу вечером 9 марта 1918 года. Эти поезда грузились открыто, главной задачей организаторов стало законспирировать переезд главных лиц страны, включая Ленина.

«Я ясно сознавал, что шила в мешке не утаишь и что такую громаду, как Управление делами Совнаркома и комиссариаты, тайно не перевезешь. Надо было лишь отвлечь внимание от Цветочной площадки. По городу, да и в Смольном стали говорить, что правительство уезжает с Николаевского (ныне Московского) вокзала».

Вечером 9 марта все, кто должен был покинуть Петроград на последнем «правительственном» поезде, получили запечатанные конверты, содержавшие секретные предписания о выезде. Отправление было запланировано на 22 часа 10 марта, состав должен был уйти с Цветочной площадки.

«К отходу поезда стараться по возможности доставиться на вокзал своими средствами, в крайнем случае заблаговременно просить выслать легковой автомобиль. Вещи должны быть к приезду грузового автомобиля совершенно упакованы, завязаны, чтобы ни минуты не задерживать автомобиль, на каждой вещи должна быть сделана надпись фамилии владельца, так как квитанции на багаж выдаваться не будут», — говорилось в записке.

«10 марта по особому списку, в котором был установлен порядок погрузки, наши автомобили, выезжавшие не из Смольного, с шоферами, нам хорошо известными, быстро перевезли багаж и погрузили его на Цветочной площадке. Наши товарищи, рабочие-коммунисты, быстро распространили в районе сведения, что это на фронт под Псков уезжают доктора, почему и грузят их имущество.

Погрузка багажа началась около двенадцати часов дня и окончилась к шести часам вечера. Когда совершенно смеркалось, мы стали подвозить народных комиссаров и их семьи, а также и тех, кто должен был ехать по особому списку. С нами ехал и поэт Демьян Бедный, который поместился в купе с моей семьей».

Охраной правительственного поезда занимались заблаговременно отправленные на место латышские стрелки с пулеметами. Около 20 часов бригада железнодорожных рабочих тщательно осмотрела поезд и путь от Цветочной площадки до главных путей Николаевской железной дороги. Ленин выехал к поезду около 21:30, он отправился на место посадки вместе со своей женой Надеждой Крупской и сестрой Марией, а также с Бонч-Бруевичем и его женой Верой.

«Заканчивается петроградский период деятельности нашей центральной власти. Что-то скажет нам московский?» — тихо произнес Владимир Ильич, когда мы уселись в автомобиль. Все молчали. Чувствовалось общее понимание важности момента. Столица государства через 200 лет вновь перенесена в Москву.

У Владимира Ильича [в вагоне] собрались товарищи, и мы принялись пить чай. Весело шла наша беседа. Владимир Ильич шутил, смеялся и, видимо, был доволен строгой, чисто военной организацией, дисциплиной латышского отряда, начальник которого как из-под земли вырастал после каждой станции с рапортом, что поезд прошел такую-то станцию и что и на станции, и в поезде все благополучно. Караулы сменялись, как полагается, через каждые два часа. Все делалось отчетливо, по-военному. Владимир Ильич утомился и решил идти спать в отдельное купе, ему приготовленное».

Переезд не обошелся без происшествий. Ночью перед правительственным поездом проскочил товарный поезд, шедший из Петрограда и загруженный матросами, как пишет Бонч-Бруевич, «решившими самовольно бросить фронт и отправиться к себе по деревням». После того как выяснилось, что матросы были вооружены, было дано указание задержать их поезд на станции Малая Вишера и разоружить их с помощью латышских стрелков.

«Я распорядился сейчас же всех разоружить. Матросы тотчас же выдали все оружие, которое подошедшие железнодорожные рабочие стали относить в вагон к латышам. Так прошли мы все вагоны. Матросы попросили оставить им две винтовки на весь поезд, что мы и сделали, дав по три патрона на винтовку. Поезд с беглыми матросами поставили на запасный путь в тупик, который сзади загрузили пустыми вагонами, и разрешили отправить его только через 24 часа, то есть когда все правительственные поезда пройдут. Пулеметы были сняты с площадок вагонов, и наш поезд тронулся полным ходом к Москве».

Около 20 часов 11 марта поезд с Лениным прибыл в Москву. Окончательное решение о переносе столицы в Москву было оформлено на чрезвычайном Всероссийском съезде советов 14 марта 1918 года. Переезд объявлялся временным.

«В условиях того кризиса, который переживает русская революция в данный момент, положение Петрограда как столицы резко изменилось. Ввиду этого съезд постановляет, что впредь до изменения указанных условий столица Российской Социалистической Федеративной Советской Республики временно переносится из Петрограда в Москву», — говорилось в постановлении съезда.​