Прощание с вице-губернатором Валерием Малышевым проходило в Таврическом дворце. Надо сказать, что ранее такой чести удостаивались лишь Анатолий Собчак, Дмитрий Лихачев и Лев Зайков. Ставя Малышева в один ряд с этими людьми, организаторы похорон стремились, очевидно, подчеркнуть его заслуги перед городам. С другой стороны, это была попытка провести параллель, четкую параллель, с похоронами экс-мэра Собчака — тот тоже подвергался гонениям и тоже умер неожиданно и безвременно. В Таврическом собралась вся политическая элита Санкт-Петербурга - и почти ни одного простого человека. Поэтому полной аналогии с Собчаком (на проводы которого пришло полгорода) не получилось. Вместе с тем, по общей оценке, это была самая тяжелая из всех траурных церемоний, проходивших под сводами величественного дворца. В абсолютной тишине рыдала мать Малышева — Варвара Васильевна, седая восьмидесятилетняя женщина. «Смотрите, что вы сделали! - кричала она в зал сквозь слезы. - За что?! Я тебя, народ, спрашиваю! За что ты его так?! У кого он что украл? Кому помешал? Господи, жили как все — не богаче! Так за что?!» Элита молчала. Бледный губернатор в сопровождении Антонова, Кротова, Кагана, Потехиной с Потехиным и других стоял возле гроба с нарукавной повязкой. Было видно, что он — в растерянности. Объявили начало гражданской панихиды. Яковлев говорил недолго. Основная мысль — «злые языки страшнее пистолета». Эту мысль дословно или близко к тексту повторяли впоследствии практически все выступавшие. И только один из них, адвокат Семен Хейфец, развил ее: «Я должен сказать, что мы хороним невиновного человека. В уголовном деле нет ни единого доказательства вины Валерия Ивановича. Он умер честным человеком». При этих словах заплакала вице-губернатор Ирина Потехина, вновь заголосила Варвара Васильевна Малышева. Все ждали, что скажет заместитель полпреда Макаров. Он не сказал почти ничего, но в данной ситуации это было едва ли не самым правильным. Лаконичнее всех был господин Юдин, сменивший Малышева в Госдуме, когда тот сдал депутатский мандат и вернулся в Смольный. Он просто вышел к микрофону и произнес: «Прости!» Когда панихида завершилась, элита вышла на улицу и в ожидании выноса гроба с телом покойного стала нервно и молча курить. В этой тишине улавливался весьма очевидный вопрос: «Кто следующий?»