Зачем, зачем нам повстречался ковбой на жизненном пути?

В существующих стенах Мариинский театр задыхается. Его худрук и директор Валерий Гергиев давно мечтает о реконструкции. Какие-то проекты в питерском НИИ Генплана родятся, но как-то все не то. В прошлом году Гергиев знакомится с Моссом.

Эрик Оуэн Мосс - известный американский архитектор. Знаменит виллами и офисами в Калифорнии. Выворачивает дома кишками наружу, ставит на угол, ломает стены, гнет стекло. Короче, деконструктивизм. Главным символом которого остается музей Гуггенхайма в Бильбао.

Госстрой объявляет тендер, приглашает к нему три российские команды и Мосса с партнером - девелоперской фирмой Фредерика и Лори Смит Samitaur Constructs. Побеждают Смиты с Моссом и Российская финансовая коллегия с архитектором Олегом Романовым.

Проект Романова оказывается зубодробительно традиционен. И хотя Госстрой предлагает двум командам предлагают объединить усилия, ясно, что их в одну телегу не запрячь. Когда же 17 января оба проекта впервые представляют питерской общественности, становится понятно и другое: Мосс обошел Романова по всем статьям, кроме одной. Такого в Питере построить невозможно.

Bags with the garbage

Что представляет из себя проект Мосса? От старого здания Мариинки через Крюков канал перебрасывается корпус-мост к новому зданию. В новом здании возникает вторая сцена, равная основной, а пространство между ними открыто к любой трансформации. К новой сцене прилагаются большие и удобные "карманы", над залом - ресторан, под залом - гардеробы. В корпусе, буквой "г" прикрывающем основной объем, размещаются декорации и подсобные помещения.

Если бы Мосс на этом остановился, это всех бы, наверное, устроило. Но это не было бы архитектурой. Не стало бы тем событием, которое нужно Гергиеву и которое позволило бы привлечь инвестиции. Поэтому свой вполне рациональный план Мосс заключает в совершенно иррациональные стеклянные наволочки. И здание становится не похоже ни на что.

Ассоциации с Бильбао справедливы, но это деконструктивизм разного толка. Течение это возникло как противостояние постмодернизму, который хватал отовсюду цитаты, шутил с ними, издевался над тектоникой. Деконструктивисты же пытались заставить здание играть само с собою, оно становилось не законченным объемом, а непрерывным исследованием самого себя. Это уже не путешествие по стилям и странам, а путешествие по самому себе. И если конструктивизм обнажал конструкцию, показывая, как это сделано, то деконструктивизм показывает, почему так сделано и как это еще могло бы быть.

Логичным финалом стало обращение архитекторов (уже в который раз) к законам природы. Так родилась биоморфная архитектура, которая заявила о себе на Венецианской биеннале 2000 года и главное отличие которой ото всех предыдущих биоархитектур в том, что она не только выглядит как живое существо, но и (благодаря новейшим технологиям) живет по его законам. Вечером - засыпает, утром - просыпается, зимой - теплеет, летом - холодеет.

Реальных образцов такой архитектуры пока мало. И хотя Бильбао тоже называют "стальным цветком", в проекте Мосса биоморфности куда больше. А главное, назначение здания делает эту стилистику весьма уместной. Театр как лицедейство, постоянное перевоплощение - так пусть же и внешний облик здания будет таким же многообразным. Не похожим ни на что - и похожим на многое.

Мосс как-то обронил фразу: bags with the garbage ("мешки с мусором") - так он называет свои излюбленные объемы. Но самоиронию, добродетель любого художника, тут же повернули против него. Ага, так он знает, что нас оскорбляет, да еще и глумится! Он, значит, "мусором" считает нашу национальную гордость! Короче, Питер - начиная с главного архитектора Олега Харченко и кончая кинорежиссером Александром Сокуровым - встал против Мосса стеной.

Город не принял

Главных возражений два. Первое: проект категорически не вписывается в облик города. Второе: проект был выбран келейно, без открытого международного конкурса.

Разговоры о "соответствии-несоответствии" давно пора запретить специальным указом министра культуры. Ничто новое не соответствует ничему старому по определению. Но всем давно известно: если у тебя есть ансамбль, то введение в него контрастного элемента только подчеркнет его красоту. Это пирамида в Лувре, это стеклянная крыша Британского музея, это купол Рейхстага.

"Петербург, - замечал Юрий Лотман, - все время сам с собой воевал, сам себя переделывал, все время как бы переставал быть Петербургом. Но в том-то и дело, что для того, чтобы остаться, надо измениться". Да о чем вообще спорить, если сам факт, 300-летие которого нам предстоит праздновать в следующем году, был выходкой такой же дерзкой, наглой и уж никак не соответствующей контексту?

Но всякая реконструкция столь важного объекта действительно должна проходить через конкурс. Как было и с Лувром, и с Рейхстагом. Конечно, Гергиев - хозяин и вроде как волен выбирать архитектора. Но Мариинка - это все-таки не загородный дом Валерия Абисаловича, а объект федерального значения. Да и Гергиев в ней главным - не пожизненно.

Так что здесь, конечно, главный прокол. Нечаянный или осознанный - неизвестно. Дело в том, что архитектуру Моссу не заказывали. Был тендер на генподрядчика, в рамках которого архитектурный образ - вопрос десятый. Но Мосс "загорелся". И сделал больше, чем надо. Потом сделанным "загорелся" Гергиев. И тоже преждевременно все это обнародовал.

Все это, конечно, выглядит как-то смешно и несерьезно, поэтому многим кажется, что надо все переиграть и объявить-таки открытый международный конкурс. Вот только зачем? Чтобы не обижались русские архитекторы? Чтобы быть последовательными в отстаивании идеи конкурса как панацеи от плохой архитектуры? Чтобы легитимизировать проект Мосса? А главное - что конкурс даст? За последние десять лет конкурсов было много. И что? Что-нибудь построили? Евровокзал, Боровицкую площадь, Крестьянскую заставу, Остров?

Что же все-таки важнее: сам факт конкурса или построенное в результате хорошее здание? Если первое - то пожалуйста, список см. выше, можно продолжать. Если же второе - то, может быть, есть смысл поступиться своей принципиальностью и дать Моссу построить то самое хорошее здание?

Если крыша едет, то как ее мыть?

У противников моссовского проекта есть любимый аргумент. В России, как известно, большие проблемы с остекленными поверхностями: их трудно мыть. А климат не калифорнийский: снег, дождь, пыль, грязь. Это правда. Только если так размышлять, то лучше всю жизнь ходить в телогрейке и ездить на "запорожце". И тепло, и не пачкается, а сломается - не жалко.

Город Бильбао полюбил свой новый музей не только потому, что к ним туристы повалили (и доходы городского бюджета резко выросли). Музей стал не только товаром. Он изменил отношение к самой Испании. Все как-то сразу поняли, что это страна смелых, решительных и открытых людей, что в нее можно вкладывать, .

Финансовая схема нашего проекта такова. Реконструкция театра осуществляется за счет федерального бюджета (это примерно 130 млн. долларов), а Новая Голландия, где Мариинка будет иметь еще одну сцену, остальные площади сдавая в аренду, строится за счет инвестиций. Но это возможно только в том случае, если в этом заинтересован девелопер, а девелопер в этом заинтересован, если строит его архитектор.

В прошлую среду проект обсуждали на заседании Комитета по подготовке к 300-летию Петербурга. Судя по тому, что после него губернатор Петербурга Владимир Яковлев впервые решился негативно высказаться о проекте Мосса, мысль о необходимости конкурса остается актуальной. Сегодня ее будут обсуждать приезжающие в Питер Герман Греф и глава Госстроя Анвар Шамузафаров. Но тем временем нарисовалась другая проблема. Встретив такое неприятие со стороны городских властей, Мосс стал проект "улучшать". Поверить в то, что звезда мировой величины пойдет на компромисс с той же легкостью, с какой моспроектовские зодчие принимают все замечания со стороны мэра или заказчика, было невозможно. Но увы. В последнем варианте проекта первоначальный радикализм с легкостью испарился. Стали вырисовываться стены, проявился куб, потом почему-то цилиндр... Стало казаться, что можно вообще обойтись без этих "наволочек". Хотя на самом деле и функция в этом случае сильно теряет: ряды начинают заглубляться и в зале появляется масса неудобных мест...

Похожая история произошла, кстати, со "Смоленским пассажем" в Москве. Проектировал его известный испанский зодчий Рикардо Бофилл. Но потом ему стали объяснять, что так в Москве не принято, что надо "вписываться в контекст". Бофилл как беспринципный постмодернист честно все переделывал, но потом и ему это надоело. Он на всю плюнул, уехал, от авторства отказался. Если мы и сейчас кинем очередную западную звезду, то больше они к нам ездить, наверное, не станут.