Автограф, покрытый лаком Теперь все знают: будучи «шпионом», Путин любил перекусить и пропустить бокальчик пива в кафе-ресторане «Радебергер Специалаусшанк» («Rade-berger Spezialausschank»), что можно перевести как «Радебергское (пиво) специального разлива». Этот совершенно немецкий ресторан — у подножия Цвингера, главной достопримечательности саксонской столицы — имеет одну любопытную особенность: два входа-выхода. Он как корабль: с верхней палубы — третьего этажа — попадаешь сразу на смотровую площадку, с которой открывается шикарный вид на старый и новый Дрезден, на реку, пристани и набережные. Нижняя палуба и нижний вход — у самой Эльбы. Здесь президент Путин с канцлером Шредером обедали. На просьбу вспомнить, как это было, официантка Кристин тут же адресовала меня к фрау Мюллер: «Об этом только с ней можно разговаривать». Фрау Мюллер рассказывать в самом деле было можно: она охотно вспомнила, что высокие гости заказывали, где сидели, что пили. — Вы в тот день понесли убытки? — Нет. — Однако кафе было закрыто для остальных посетителей? — Да, но не очень долго. — Как долго? — Часов шесть. — Не так уж мало. — Зато после этого у нас стало посетителей больше, чем обычно. — А охрана перед визитом приходила? — Да, конечно: и немецкие, и русские. Пришли, все проверили, все помещения, кухню, все вокруг. — Для высоких гостей ваши повара готовили? Специально что-то? — Нет. Хотели специально, но Путин сделал обычный заказ. — Кто-то пробовал пищу перед тем, как ее отнесли? — Конечно, лейб-медик пробовал. — А кто платил за обед? — Я не знаю, наверное, бундес-канцелярия. — Путин не расплачивался? — Нет. Я не видела, чтобы он расплачивался. — Телохранители тоже пиво пили? — Нет. Путин и Шредер с супругами. И еще, кажется, две женщины с Путиными были, говорили, одна — его учительница. — Там, на стене у лестницы, — автографы президента и канцлера. Я заметил: многие их трогают. Сотрут ведь... — Нет, мы их сразу лаком покрыли. — Гордитесь? — Да, конечно. — Я вот что заказал: пиво «Радебергер Пилснер», оригинальный картофельный суп, свинину. Хотел, как Путин. Правильный я сделал заказ? — Да. Картофельный суп с кусочками поджаренной колбаски мне очень понравился. Свинина — не скажу чтобы понравилась хотя бы чуть: слишком большой кусок, слишком много мяса и слишком обильно полито все соусом. А вот пиво! Пиво приятно горчило, было удивительно легким и солнечным. Холодное — оно пришлось как нельзя более кстати в жаркой комнате, до краев заполненной немецкой речью, в которой, прислушавшись, можно было различить «террор», «Америка», «война». «Путин» звучало лишь за нашим столиком. «Кристин, пожалуйста, еще пива... И счет!» Счет оказался вполне умеренным, легко вписывающимся в границы законных командировочных. Наш президент явно не разорил ни бундес-канцелярию, ни свое управление делами. Явки. Адреса. Фамилии Уже после визита в Германию на одной из пресс-конференций Путин в ответ на упреки в нарушении прав человека не сдержался: нарушаем права человека? Где? Когда? Явки, фамилии, имена, пожалуйста... Невольно вспомнились эти жесткие интонации, рубленый взмах рукой, когда присел я глотнуть пивка в другом любимом ресторанчике В.В. — Am Thor. Углядев на постаменте скульптурное изображение первобытного быка, я решил, что это — «У тура». Немецкие журналисты раскопали, что здесь, на углу Хаупт-штрассе и Альберт-платц, будущий российский президент в последний перед отъездом год бывал гораздо чаще, чем в «Радебергер Специалаусшанк». Находится ресторан по дороге от дома, где Путин жил, и от резиденции КГБ, где стоял его письменный стол, к так называемому «Пушкинскому дому». В гэдээровские времена это был Дом немецко-советской дружбы на Пушкин-платц. Мы еще наведаемся туда, а пока присядем. Очень милое местечко, особенно сейчас, золотой осенью: тепло, тихо, уютно. Можно любоваться знаменитыми фонтанами «Тихий омут» и «Штормовые волны» Роберта Дица или щуриться на Кениг-штрассе, самую красивую и дорогую улицу Дрездена. Еще хорошо отсюда наблюдать через витринное окно за всеми семью улицами, выходящими на эту самую площадь имени Альберта, особенно когда кого-нибудь ждешь. «У тура» был открыт в 1989 году — и по тем временам это было шикарное заведение. Свидетельство чему столы и стулья. Мебель «Тур» получил тогда эксклюзивную — от всемирно известной восточно-немецкой «Хеллерау», фабрики, работавшей исключительно для Запада. Мебель эта сохранилась до сих пор. Наверное, здесь можно встретить и обслугу, знавшую Путина, и завсегдатаев, встречавшихся с ним. Только вот никто не хочет на эту тему разговаривать, вспоминать об этом. Нашелся, правда, один, до моего приезда в город. Во время непротокольного общения президента России с немецким уличным народом он выкрикнул из толпы: «А мы ведь знаем друг друга. Я Берндт Науман. Вы даже бывали у меня дома». Как подметили присутствовавшие при сем журналисты, В.В. рассмеялся немного растерянно. А Науман не унимался. Он протянул старому знакомому пустой бланк какого-то счета — для автографа на память. «Но я не подписываю здесь никаких счетов!» — сказал Путин, сразив публику безукоризненным по форме и весьма остроумным отказом. ...Из телефонного справочника города Дрездена служащие отеля «Ам Террасенуфер» выписали мне всех Берндтов Науманов — их оказалось тринадцать. И я сел за телефон. — Могу я поговорить с г-ном Науманом? — Слушаю. — Я журналист из Москвы. В «Саксонской газете» не о вас ли писали? — Вы шутите! — Отнюдь, именно там я прочитал про Наумана. Он в те еще времена был знаком с Путиным. Это не вы? Чаще смеялись. Долго и искренне. Случалось — переспрашивали. Очень долго и довольно-таки недоумевающе. «Вы меня разыгрываете? Нет? Это правда? Из Москвы? Да, я знаю Путина — это президент России. Нет-нет, лично мы не знакомы». И лишь один раз... — Г-н Науман? Я журналист из Москвы. Позвольте мне объяснить... — Нет! Бросили трубку. Набираю. — Алло, извините. Я, может, не очень хорошо говорю по-немецки... — Нет! Не звоните больше сюда. — Голос раздраженный донельзя. С чувством жуткой неловкости набираю снова. Короткие гудки. Постоянно. Черт! Испортил человеку настроение — может, это совсем не тот Науман. Путин не дарил картин галерее Нетрадиционно словоохотливы были лишь лица официальные. Например, несмотря на страшную занятость в связи с приездом главы Словакии, г-н Хартмут Хеккель, заместитель пресс-секретаря госканцелярии земли Саксония, принимавший самое непосредственное участие и в подготовке визита Путина, согласился уделить мне целых пятьдесят минут. Уложились в сорок. Из столь непродолжительной, но плодотворной беседы я узнал кое-что из истории столицы Саксонии, немного о том, как дрезденцы сначала с опаской ждали приезда в город бывшего шпиона и как после его речи в Бундестаге растаяли, чуть-чуть про ужесточившийся пропускной режим в здание земельного правительства после нью-йоркских терактов. Кроме того, г-н Хеккель поведал мне, что Путин не дарил Дрезденской галерее никаких картин. — Как?! — опешил я. — Все же писали: президент России привез с собой три картины, утерянные Дрезденской галереей после 1945 года. Две из них я собственными глазами видел: они там висят, в галерее старых мастеров, эти возвращенные работы. — Там написано, что они возвращены в связи с визитом Путина, — подчеркнул пунктуальный немецкий бюрократ. — И ваш президент в своей речи лишь упомянул про картины. Официально он ничего не передавал. — А кто передал? — Картины передал «moskauer Bauunternehmer» («олигарх» — перевел я про себя) Тимур Тимербулатов. И это было, конечно, сложно. Сложности с протоколом. Мы сказали господину Тимербулатову, что он может подарить картины, но как частное лицо. Он это сделал. Были журналисты, конечно. И потом все описали. — А вы были? — Нет, мне по протоколу не положено. — Г-н Хеккель, а во времена ГДР вы жили в Дрездене? — Я давно здесь живу. — Вы можете подсказать мне, как добраться до Дома германо-советской дружбы? — Это где-то на Лейпцигер-штрассе, но точно я не знаю: мне там не приходилось бывать. Видите ли, меня уволили с работы за то, что я был набожным и ходил в церковь, так что нежных чувств к тем властям я не испытывал. Но если вы спросите людей на этой Лейпцигской улице, они вам наверняка подскажут. Унаследовавшие «Пушкинский дом» не читают Ленина Лейпцигская улица была широкой и пустынной. Дорогу объяснил водитель такси: одна остановка на трамвае до Пушкин-платц. И вот он — дом, большой и одинокий, как сказал таксист. Я его в самом деле сразу узнал. Правда, чиновник из городского управления в телефонном разговоре сказал мне, что здесь никто не квартирует. Потому что, объяснил он, на дом заявили свои права прежние владельцы. Однако отдать им недвижимость на территории бывшей ГДР не так-то просто: нет такого закона. Более того, согласно договору об объединении, то из недвижимости, что стало собственностью народного государства после 1949 года, прежним владельцам не возвращается. Но им не запрещается судиться. Что и собирается сделать хозяин. Поэтому дом пустует. Так он сказал. А в найденном мною доме явно кто-то «квартировал». Кто? Поговорить удалось с г-ном Штратманном, совладельцем бюро по оценке недвижимости. Он любезно поведал мне, что арендует в Пушкин-хаус несколько комнат, что таких фирм-арендаторов здесь пять–семь и что много еще свободных помещений. Знает ли он, что здесь раньше было? Да, конечно! Но даже если бы не знал, легко догадаться: в доме полно книг Ленина, Маркса. Нет-нет, Ленина они не читают. А Маркса — приходилось, давно. А не видел ли г-н Штратманн таблички с именем Путина? Не видел, но нужно будет посмотреть внимательнее, может, где-нибудь и найдется. Веселый оказался немец. И ухватистый: тут же спросил, не хочу ли я арендовать комнату, он мог бы помочь... Нет, я по другому департаменту. На вилле КГБ теперь неизвестно кто Придется взять такси. Пешком — ноги отваливаются. А дом, где жили Путины, где родились их дочери, как ни прикидывай, не столь уж и близко. Двадцать три минуты на авто — не шутка. Радебергер-штрассе, 101. Комплекс панельных домов на самом краю города. Под окнами — лес. С другой стороны — нечто напоминающее наш частный сектор: сады, огороды, гаражи. Ни души. Молодая мать с коляской. «Очевидно, вы здесь недавно, фрау?» — «Да». — «Вы знаете, в этом доме жил нынешний президент России?» — «Да, в последнее время об этом много говорилось. И журналисты к нам зачастили. Вы журналист?» — взглянула она на фотоаппарат. «Да, из Москвы». — «Извините, мне пора идти». — «Вы не позволите мне зайти в подъезд?» — «Не могу, извините». Ну и ладно. Если уж с телевизионщиком Кондратьевым, столько лет проработавшим в Германии, если уж со своими никто не хочет разговаривать, то и мне не стоит обижаться. От дома не гонят? Не гонят. Вот и посмотрим. Типичная пятиэтажка. Таких не то что в Москве, в любом областном центре в России — кругом. Только этажей не пять, а шесть да отреставрирована после объединения капитально: пластиковые (очевидно) окна, новые входные двери, новые почтовые ящики. Аккуратно, чисто. А вот эти деревца вполне могли быть посажены Путиным со товарищи во время субботника по благоустройству территории. Или вот эта ель. Та-ак. Теперь представим себе, что он выходит утром из подъезда. Ну, в слякоть садится за руль «шестерки» — понятно. А если тепло и сухо, если светит солнышко и листопад? Тогда... Когда опаздываем, то — напрямик, вот по этой тропинке, через лес, минут семь–десять, и мы на работе, в представительстве КГБ на Ангелика-штрассе. Когда опаздываем не очень, когда нужно чего-нибудь проанализировать, то можно и прогуляться: вниз по Радебергер-штрассе, потом налево, вверх по Баутцнер-штрассе, мимо управления коллег из Штази, мимо припаркованных авто (неместные номера? интересно)... Не прошло и двадцати минут: все дороги ведут к Ангелика-штрассе, 4. Двухэтажный особнячок за невысокой бетонной оградой теперь принадлежит некоему антропософскому обществу. Достаю фотоаппарат. Оглядываюсь. Дорожным рабочим нет до меня никакого дела. Снимаю особняк, снимаю соседний. Захожу в калитку. Звоню. Никого! Тишина. Лишь из-за забора выглянул очкарик. Скользнул взглядом и спрятался в тень. Ну и пусть. В те годы с непрошеными гостями здесь тоже вряд ли разговаривали. В те годы, правда, едва ли они могли за калитку зайти. Не то что теперь! Можно и зайти и выйти. И продолжить представлять себя разведчиком Путиным, отправляющимся на встречу с информатором в центре города. Лучше всего, конечно, берегом Эльбы. Мимо пасущихся коз и отдыхающих пастухов, праздной публики и занятого люда, вдоль заборов дач партийной элиты (через пять лет участки начнут распродаваться новым восточным немцам и рестораторам), вдоль величественной Эльбы, давшей название знаменитому фильму. Эльба как текла при Августе Сильном, Наполеоне, Сталине, Хонеккере, так и течет. Великие события низвергали и возносили человеков, ломали и созидали судьбы, непредсказуемое становилось явью, а предсказания и партийные программы горели синим пламенем. Надцать лет спустя он будет плыть на теплоходе высшего класса в компании первых леди Германии и России, бундес-канцлера ФРГ, окруженный суперохраной как на корабле, так и по берегам... Майор КГБ. Разведчик. Шпион. Триумфатор, сразивший немцев своим безукоризненным немецким и откровенной речью в Бундестаге. Высокий гость. Президент России.